- Метёт. К утру занесёт поле. Были известия от Эвис и Ахмеда?

- Нет. По времени у них осталось полчаса. Нужно зажечь газовый факел на башне.

Я упёрся кулаком в стену.

- Через полчаса стемнеет. А маяк зажигать всё равно что сказать на всю округу - вот мы, здесь, приходите.

- Ты же знаешь, что наш вертолёт не может летать в темноте, - в упор посмотрела на меня Фрези.

- Будем вызывать по радио.

- Не тянет радио. Сплошь помехи. - сказал Славик. - Кажется, искусственные.

- Что?

- Искусственные, говорю, помехи. Послушай.

Я сел к радиостанции. В наушниках ритмично пульсировала широкая волна "белого шума", настолько мощная, что засвербило в ушах. На всех доступных частотах стояли помехи.

- Твою мать... - я скинул гарнитуру с головы. - Идём к факелу, Фрези. Будем ждать ещё десять минут, если не услышим, зажжём. Славик, всё-таки слушай эфир. Вызывай, дёргай несущую на максимальной мощности. Если словят, за приводной сигнал сработает.

По внутренней лестнице мы поднялись на четвёртый уровень, он был немного ниже кромки горы. Здесь в световые проёмы задували порывы ветра, снаружи тёмно-синими сгустками блуждал поздний вечер. Рядом, на верхушке башни, находился выход оголовка газовой скважины и металлическая розетка факела. Кто, когда и зачем так сделал - разве сейчас узнаешь? К розетке вела лесенка, чтобы можно было положить запальник.

Фрези вздрагивала от холода, она пошла, не одев плащ. Я обнял подругу, встал к стене, где меньше всего дуло. Мы стояли молча, давно понимая друг друга без слов. Окружающих всегда удивляло, что мы можем за день не перекинуться и десятком фраз. Достав зажигалку, я полез наверх, приготовив тряпку, смоченную в керосине.

Над устьем торчал крюк. Повесив тряпку, я нажал на клавишу зажигалки, синий тугой язычок коснулся ткани. Фрези немного отвернула задвижку. Отстранившись от розетки, я услышал шипение. Газ загорелся с тихим хлопком, пошёл быстрее. Через несколько минут, когда мы вывернули штурвал целиком, над башней с гулким рычанием горел длинный, метров в двадцать пять, сполох. Огонь завивался дымными косицами, снег таял, не долетая. С воздуха такое трудно не заметить. Да и с земли вспыхнувшее среди снежных потоков жёлто-алое пятно увидят все.

- Теперь мимо нас никто не пройдёт.

- Я готова к этому, - Фрези прижалась ко мне, всё ещё вздрагивая. - Хотя прекрасно понимаю, что это может значить.

Я коснулся ладонью её волос, втянул их запах. Фрези подняла глаза.

- Что бы ни случилось завтра... Я тебя люблю.

- Знаю. Я тоже.

Мы стояли на верхней площадке башни под пылающим факелом и целовались, как дорвавшиеся до вольной жизни старшеклассники, пока в воздухе не завибрировал свистящий звук вертолётных винтов.

Ахмед прибился к нам недавно, где-то с месяц назад, когда мы в одном из рейдов наткнулись на оставленную военную базу. Привязать её к какому-то определённому времени и государству не получалось - на стеллажах складов могли соседствовать ящики с германскими винтовками К.98 и запаянные в полиэтилен "Мухи", а в кузовке "Хаммера" легко мог обнаружится мешок бутылочных гранат времён 1917 года. На этой базе кто-то с кем-то что-то не поделил, мы явились часа через четыре после того, как всё стихло. Среди догорающей лёгкой техники и тел нашёлся один живой человек, молодой дагестанец Ахмед Аслаханов. Худощавый джигит с длинными смоляными волосами за несколько дней, проведённых в поместье, оклемался, благо серьёзных ранений не получил. При этом Эвис, помогавшая Нессе, влюбилась в него по уши. Скорее всего, это было взаимно, потому что вскоре представить их порознь было так же трудно, как и Марину без Славиком.

На той же базе мы отыскали вертолёт. Вернее, это был не совсем вертолёт, хотя и летал на двух несущих роторах, подобно камовским машинам. Как работал его двигатель и на чём - вот что загадка. Ни заливных горловин, ни моторных кожухов, ни выхлопных патрубков не было видно. Аккуратный, зализанный корпус, удобное и понятное управление, восемь мест, считая два пилотских. Приборы были подписаны латиницей, в основном на английском, но некоторые слова оставались непонятными, словно из какого-то диалекта. Кое-как я довёл его до поместья, а у Ахмеда оказался талант пилота. Вот так они и летали с тех пор - эльфка Эвис и кавказский горец Ахмед. Я как-то заикнулся о том, что однажды горючее или что там внутри, закончится, тогда он поднял вертолёт, набрал скорость и, отключив двигатель, посадил машину на авторотации почти так же гладко, как на тяге.

Сегодня они вернулись измотанные и мокрые. Каким бы совершенным ни был вертолёт, вести его в такой ветер да к тому же в сумерках, очень тяжело. Ахмед прямо у площадки снял шлем и сунул косматую голову в снег. Потом, размазывая по лицу тающие снежинки, сказал:

- Тридцать километров на юг, командир. Во, здесь, - он ткнул в карту. - Большой полевой лагерь. Видели много железноголовых и техники. Более двадцати тяжёлых ходунов. Точно не сосчитать, много замаскированных машин. Есть другие машины, не как обычно у них. Скорее всего, кто-то с ними ещё будет. Всего, думаю, около десяти тысяч человек при ста пятидесяти единицах техники, да. В моторизованной броне более пяти тысяч.

Эвис кивнула, достала планшет и протянула мне.

- Посмотри. Такие машины у них видели мы.

Лёгкими движениями карандаша были нарисованы три ранее незнакомых гусеничных и один колёсный аппарат. Первые походили на армейские тягачи, которые таскали тяжёлые орудия или вытягивали подбитые машины, а колёсное чудовище о четырёх мостах больше всего напоминало мобильную ракетную установку.

- Эв, вот у этого сверху было что-нибудь?

- Н-нет, по-моему, - озадаченно сказала эльфиня. - Сверху точно ничего не было.

- Слушайте, а как вы их с боков рассмотрели, а? - прищурился я. - А ну колитесь, оба.

Они переглянулись. Ну, блин, заговорщики... Потупив глаза, Ахмед признался:

- Мы сели в сторонке после первого пролёта над лагерем. Ну, вроде как пролетели дальше и без интереса. Километрах в полутора сели в лесу, там она поляну высмотрела почти без снега. А как смеркаться стало, подобрались ближе. Там, представляешь, никакого охранения не было.

- Ясно всё с вами, - я ухмыльнулся. - Влепить бы вам по строгачу, да некогда. Марш отдыхать, и чтобы до утра вас видно не было. С подвесками мы сами разберёмся.

- Ест, камандыр! - осклабился Ахмед, хотя по-русски говорил совершенно чисто.

- Всё, кто ничем