Многие из нас оказались во власти этого убеждения, ведь в те времена монахи являлись главными хранителями всех знаний, накопленных человечеством. Им было известно то, о чем непосвященные не имели даже отдаленного понятия. Согласно рассказам монахов, в древние времена именно кровь считалась пристанищем души. Воины, считавшие себя преемниками таких великих героев, как Тезей и Ахилл, проливали несколько капель своей крови на их могилы. Они верили, что герои, испившие их крови, оживут и во время битвы будут незримо сражаться на их стороне. Да, монахи знали множество легенд, подтверждающих их идеи. Они рассказали нам, что богиня Афина наделила Асклепия способностью исцелять недуги, напоив его кровью Горгоны. Римские гладиаторы пили кровь своих жертв, как животных, так и людей, дабы обрести их силу. Берсеркеры, свирепые воины Одина, разрывавшие своих врагов на части, зубами перегрызавшие им глотки и потрошившие их без помощи ножей и кинжалов, были обязаны своей мощью крови животных, которую они пили ежедневно. Менады, последователи Диониса, во время своих ритуалов пили вино и кровь жертвенных животных, а иногда и людей. По словам монахов, главная цель жертвоприношения состояла именно в том, чтобы напиться крови жертвы. Именно поэтому, говорили они, Христос принес Себя в жертву и завещал нам пить Свою кровь. Монахи знали, что порой употребление крови влечет за собой болезни и даже смерть, ибо кровь содержит не только благотворные, но и дурные соки. Но мы не страшились смерти, с которой каждый день сталкивались лицом к лицу. Выпить крови для нас означало в очередной раз испытать свою отвагу.

О, больше всего на свете нам, молодым воинам, хотелось приобщиться к сонмищу героев, живущих в вечности. Мы создали тайное братство и поклялись сделать все возможное, дабы обрести ключ к бессмертию. Несмотря на риск, перед сражениями мы стали пить кровь. Сначала то была кровь животных и убитых врагов. А после, стремясь скрепить свое братство, мы начали пить кровь друг друга.

— Тебе пора спать, — заявил граф после недолгого молчания. — Твое тело еще не полностью восстановилось после мучений, которым тебя подвергли в клинике, а кровь не очистилась от лекарств. — Он протянул ко мне руки. — Но прежде посиди со мной немного.

Я выполнила его просьбу. Граф взял мою руку и приложил пальцы к запястью.

— Как я думал, пульс у тебя слабее, чем полагается, — изрек он. — Не удивительно, ведь так называемое лечение, которому тебя подвергли, ослабило твои энергетические центры.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила я.

Воспоминания о том, что он творил с этими пульсирующими жилками в моих сонных видениях, овладели мною, и я невольно залилась жарким румянцем.

— Я не всегда был воином, — последовал ответ. — За мою долгую жизнь мне довелось также побывать и доктором. Кстати, Мина, сейчас ты еще не спишь, — добавил он, выпуская мою руку.

Легкость, с которой он проникал в мои мысли, по-прежнему поражала меня. Сознание того, что мой собеседник читает меня, словно открытую книгу, возбуждало и пугало одновременно. Скрыть что-нибудь от графа не представлялось возможным, и у меня было такое чувство, будто он раздевал меня донага.

— И все же мне кажется, что я сплю, — призналась я. — Ведь подобное уже происходило во сне.

— Не во сне, а в иной реальности, — поправил граф. — Там, где мы с тобой встречались множество раз. Но не переживай, Мина. Когда ты окрепнешь, ты сможешь скрывать от меня свои мысли. Не могу сказать, что это меня радует, но это неизбежно. А теперь иди ложись.

— Но я не хочу спать, — возразила я. — Я хочу дослушать твою историю до конца.

— О, это займет много времени, — покачал головой граф. — Так что тебе лучше отдохнуть. В Ирландии тебе понадобятся силы. В это время года климат там суровый.

Прислушиваясь к тому, как дождевые струи барабанили по палубам корабля, я думала о том, что хочу уснуть в его объятиях, под его защитой.

— А ты, ты тоже ляжешь? Ты спишь когда-нибудь?

— Сплю, но сегодня ночью не собираюсь предаваться этому занятию, — ответил он. — В моей жизни бывают периоды, когда сон мой длится долго, очень долго, годы и даже десятилетия. А иногда я могу вообще обходиться без сна. Если я попадаю в эпоху, обычаи и нравы которой нагоняют на меня скуку, если мое физическое тело ощущает усталость, я погружаюсь в глубокий сон, во время которого физическое мое существо не претерпевает никаких изменений. Сон мой подобен зимней спячке некоторых животных или же состоянию, которое современные медики называют летаргией. В этом глубоком забытьи я находил отдохновение всякий раз, когда ты отвергала меня, тем самым разбивая мне сердце. Возвращаясь в этот мир, я всякий раз удивляюсь переменам, которые он претерпел.

— Уверена, что все равно глаз не сомкну, — сказала я. — До утра буду лежать, думать о тебе и о том, что ты мне рассказал.

— Я сам тебя уложу, — улыбнулся он.

Прежде чем я успела возразить, он подхватил меня на руки и понес в каюту, беспрестанно касаясь губами моего лица. Я обняла его за шею, желая, чтобы это путешествие никогда не кончалось. Губы его словно были заряжены электрической энергией, воспламенявшей каждую клеточку моего тела.

Ногой он распахнул дверь в мою каюту. Невидимые и вездесущие слуги уже успели зажечь ночник и разложить на постели шелковую ночную рубашку. Граф опустил меня на пол перед зеркалом и встал рядом. Я неотрывно смотрела на наше отражение. Граф расстегнул пуговицы на моем платье, спустил его с плеч и принялся осыпать мою шею быстрыми жадными поцелуями.

— Твой запах знаком мне лучше, чем мой собственный, — пробормотал он.

Я трепетала, зная, что он ощущает мой трепет. Слегка покусывая мне ухо, он принялся доставать перламутровые шпильки из моих волос. Но вот последняя шпилька упала на пол, и волосы темным покрывалом накрыли мне плечи. Он сжал в руке одну из прядей, натянув ее так туго, что я не могла пошевелить головой.

— Помнишь, много лет назад я сказал тебе, что ты похожа на дикую кобылу с пышной гривой, — сорвалось с его губ.

Перед мысленным моим взором встала виденная во сне картина — намотав мои волосы на руку, он притягивает меня к себе и прокусывает нежную кожу у меня на шее. Затаив дыхание, я ждала, что это повторится прямо сейчас и меня вновь охватит сладостный экстаз, который я испытала тогда.

— Ты еще недостаточно окрепла, Мина, — бросил он, вновь прочтя мои мысли. Я почувствовала острый укол разочарования, когда он выпустил мою прядь.

Он принялся расшнуровывать мой корсет и, покончив с этим делом, позволил ему упасть на пол. Я сделала шаг, переступив через лежащее у моих ног платье. Граф, опустившись передо мной на колени, принялся ласкать мои ноги, освобождая их от подвязок. Усадив меня на кровать, он расшнуровал мои ботинки и отбросил их в сторону. Затем он медленно, очень медленно снял шелковые чулки сначала с одной, потом с другой моей ноги. Мне казалось, тело мое звенит от возбуждения. Уверенными нежными пальцами он гладил мои пятки и поочередно касался их губами. Я приглушенно стонала, упиваясь его ласками.