веки перестали дрожать. Уинифред закрыла склянку, а Стеллан положил руку Розамунды ей на грудь.

– Что теперь? – спросил он.

– Теперь кое-кто лишится власти, если не хочет лишиться жены, – процедила Уинифред.

Глава 20

Отражения и сравнения

Стеллан постучал, и Уинифред распахнула дверцу кареты.

– Все в порядке, – тихо сообщил он. – Никого нет.

Уинифред подозревала, что служанка была приходящей – в доме отсутствовала комната для прислуги. Колби тоже не мог оставаться на ночь – в первый раз, когда она его видела, лакей был одет в обычный костюм вместо рабочей одежды и явно собирался уходить.

– А Даск? – прошептала Уинифред. – Как ты понял, что его нет дома?

– Швырнул камешек в окно его спальни.

Застонав, Розамунда заворочалась в руках Келлингтона, и Уинифред вспылила:

– Не время шутить! Ты уверен?

– Абсолютно. Я обошел весь дом – в комнатах не горит свет. Если он послал миссис Даск за тобой, то вряд ли прилег вздремнуть, верно?

Стеллан подал ей руку, и Уинифред выбралась из экипажа.

Под порывами ночного ветра она вмиг озябла. Ожидая, когда юноши вытащат бесчувственную Розамунду, она утирала влагу под носом и оглядывала пустую улицу. Лошади, взятые из конюшни посреди ночи, беспокойно фыркали и били себя хвостами, вскидывая головы. Не меньшее беспокойство, чем животные, проявлял кучер – стискивая поводья, он поминутно оглядывался и переводил взгляд со своего хозяина на женщину у него на руках. В случае Келлингтона покладистость слуг явно объяснялась бездонностью его кошелька.

Дом Даска уставился на них пустыми глазницами квадратных окон. Уинифред не чувствовала ни волнения, ни страха. Самое ужасное уже произошло, и все, что ей оставалось, – это поквитаться с Даском до восхода солнца.

Вытащив Розамунду из кареты, Келлингтон кивнул кучеру, и тот тронулся. Он должен был увезти карету от дома Даска, чтобы тот ничего не заподозрил.

– А собака? – вдруг вспомнила Уинифред, отворяя калитку. На выложенной камнем дорожке красовались светло-коричневые глиняные отпечатки лап. – Странно, что она притихла. В прошлый раз она так лаяла, что сбежался едва ли не весь Лондон. Ты разобрался с ней?

– Да, я ее убил.

От неожиданности сердце Уинифред подпрыгнуло к горлу, а в ушах зазвенел жалобный собачий визг.

– Что?

– Бог мой, мисс Бейл. Я просто усыпил ее. – Стеллан искоса взглянул на нее. – Ты просто колоссально сдаешь позиции.

Он продемонстрировал ей рукав сюртука, располосованный собачьими когтями или зубами.

– Надейся, что она не бешеная, – уязвленно прошипела Уинифред.

Стеллан сверкнул глазами.

– Ты тоже надейся, иначе я тебя покусаю.

– Прежде чем это случится, Акли, я лично избавлю тебя от мук выстрелом в голову, – мрачно вставил Келлингтон и поудобнее перехватил талию Розамунды. – Уинифред, давай поторопимся. Кажется, она приходит в сознание.

Уинифред вскрыла замок и, пропустив юношей, вошла следом. В холле стояла такая темнота, что очертания мебели и предметов были едва узнаваемы. Где-то в глубине дома с тихими щелчками ходил маятник напольных часов.

Отодвинув портьеру, Уинифред выглянула на улицу. Даск еще не приехал, но нужно было поскорее связать Розамунду, пока та не очнулась.

– Пойдем наверх, – сказала она Келлингтону.

Стеллан нагнал их на лестнице, неся свечу в канделябре в виде цапли. Ее света хватало ровно настолько, чтобы различить ступеньки в кромешной темноте. Уинифред шла впереди и почти ступила на площадку второго этажа, но обернулась, услышав резкий вздох Келлингтона. Не приходя в сознание и не размыкая век, Розамунда вцепилась ему в шею. Келлингтон завертел головой, но ее слабые пальцы не причинили ему особого вреда.

– У нее хватает сил сопротивляться, даже когда она без чувств! – восхитилась Уинифред.

– На мой взгляд, ты могла бы поумерить восторг, когда кто-то душит меня, – сдавленно заметил Келлингтон и обернулся к Стеллану. – Не хочешь помочь?

Задумчиво возведя глаза к потолку, Стеллан приподнял канделябр.

– Нет, спасибо. К тому же ты должен быть благодарен судьбе за то, что в кои-то веки чувствуешь прикосновение женских рук к своей шее. Хорошенько запомни это ощущение!

Отперев дверь кабинета Даска, Уинифред велела Келлингтону усадить Розамунду в кресло, а Стеллану – разыскать веревку. Когда он отправился на поиски, она смела с полки все книги и отодвинула стенку шкафа. За ней оказалось пусто.

Похолодев, Уинифред сунула руку в нишу, надеясь, что попросту не разглядела документы, но Келлингтон раздвинул шторы и зажег все свечи, которые смог найти, так что в кабинете было светло, как днем. На стенах отпечатались скошенные квадраты оконного света, внутри которых дрожали тени деревьев.

Значит, Даск переместил свой тайник – как на его месте сделал бы любой другой. Разочарованная, Уинифред проверила ящики стола. Письма от Розамунды тоже исчезли.

Когда Стеллан вернулся с шелковым поясом от халата, Уинифред перевязала руки Розамунды за спинкой стула. На безымянном пальце ее руки с изящными продолговатыми ногтями сверкало кольцо – массивный золотой перстень с остро ограненным рубином.

Затянув узел, сложность которого компенсировала гладкость ткани, Уинифред поднялась. Она с горечью подумала о том, что снова вернулась в темный кабинет с привязанной к стулу девушкой – жертвой, которую необходимо принести. Только в этот раз она подносила платок к лицу заложницы, чтобы стереть кровь.

– Уходите, – прошептала Уинифред Келлингтону и Стеллану, видя, что Розамунда начинает клевать головой и проворачивать руки под путами. – Спрячьтесь в соседней комнате и не выходите, если я не позову. Лучше будет, если она решит, что я одна.

Стеллан без возражений последовал к выходу, но Келлингтон задержался, нерешительно переводя взгляд с Уинифред на Розамунду.

– Ты уверена, что справишься?

Уинифред оглянулась на окно. Тьма была непроглядной, казалось, что наступила самая темная ночь в мире. Но уже через несколько часов горизонт окрасится в нежные цвета утра, и все будет кончено. Раньше ей и в голову не приходило, что самые страшные преступления могут совершаться при свете солнца.

– Я уверена, – спокойно ответила она, и Келлингтон ушел, прикрыв за собой дверь.

Когда Розамунда, постанывая и покачиваясь, пришла в себя, Уинифред обошла стул и присела перед ней. У женщины был расквашен нос, щеки пунцовели, в уголках глаз виднелись следы от высохших слез.

– Голова просто раскалывается, – хрипло призналась она.

– Хлороформ – отличная штука, – заметила Уинифред, беззастенчиво разглядывая Розамунду. – Раньше я просто убивала людей, чтобы они мне не мешали.

Это не было правдой, ей просто хотелось увидеть, как отреагирует Розамунда. К удивлению Уинифред, она лишь улыбнулась. Кожа на сухих губах лопнула посередине.

– Ты испорченное маленькое существо. Мне странно, что твой жених очаровался тобой, даже на краткий миг. Ты ведь создана для