медсестрой. «Интересно, а каковы сегодня условия нормальных родильниц, с улицы?», — подумала с государственной заботой. Но додумать государственную мысль не успела, потому что заснула. Во сне видала что-то похожее на картину Босха: вроде как полоса прибоя, а в ней море гоняет туда-сюда младенческие ручки, ножки, головы, и вроде как это нормально и не только не пугает, но даже и не удивляет.

Как только проснулась, принесли поесть овсяной каши. Почувствовала, что именно этого ей хотелось — той самой счастливой каши «5 злаков». После каши дали покормить чёртика. Он сразу присосался к груди и сосал деловито, но не больно, как когда-то Мишка; тот присасывался так, что искры из глаз сыпались. Насосавшись, чёртик уснул. Молодец, понимает, что у мамы кроме него забот полон рот.

61

С некоторым опозданием позвонила Богдану. Он уже всё знал.

— Солнышко моё, как ты? Можно к тебе?

— Ну разумеется, можно, — ответила Прасковья, — сейчас это разрешается. Не так, как во времена Мишки с Машкой.

— Тогда буду минут через десять, я тут рядом.

— А почему не позвонил? — удивилась Прасковья.

— Боялся… боялся вас с ним побеспокоить…

— Жду тебя, мой хороший.

Минут через пять дверь отворилась и на пороге появился… Гасан. Был он в одноразовом медицинском халате, который неожиданно к нему шёл. Загорелый, белозубый и по обыкновению довольный собой. Он был похож на того, кем и был — на повара.

— Гасан, зачем ты? Уходи немедленно! — неловко проговорила она.

— Ну и ну! — засмеялся Гасан. — Где твоё «здравствуй»? А ещё народ воспитываешь, уму-разуму поучаешь!

— Как ты вообще сюда попал? — недоумевала Прасковья. — Я тебе не заказывала пропуск.

— У тебя, Красавица, мания величия, — снова засмеялся Гасан. — Если ты не закажешь пропуск — никто уж никуда и не попадёт — ни в ад, ни в рай. А я вот, как видишь, попал. И даже подарочек тебе принёс. На роди́ны. — Он вытащил из борсетки ювелирную коробку.

— Гасан, немедленно это убери, я никаких подарков у тебя не возьму. И уйди, уйди, пожалуйста.

— Тогда я подарю этот подарочек твоему лечащему доктору. Скажи, как её звать.

— Гасан, уйди немедленно!

— А к чему такая спешка, Красавица? — Гасан сиял своей обычной улыбкой.

— Гасан, прошу тебя… Сейчас сюда придёт Богдан, ему будет это очень неприятно.

— Да видел я тут твоего Богдана, — снова просиял Гасан. — Мы с ним прекрасно пообщались. Как братья. Мы же интеллигентные люди! — Это старинное присловье Гасана, которое она слышала сотни раз, показалось ей отвратительным. Гасан же без тени смущения продолжал:

— Твой Светов мне наконец объяснил, как устроено это самое оружие на новых физических принципах, о которых все говорят. Объяснил — и я понял, а раньше даже один академик объяснял, который с другими академиками или кто там они, обмывал свой академический титул в моём ресторане. Объяснял-объяснял, а я всё равно ничего не понял. А Богдан объяснил — и я всё понял. Теперь могу и тебе объяснить, Красавица. — Гасан был издевательски благодушен.

— Гасан, я сейчас позову охрану, и тебя вытолкают взашей, и для этого хватит старых физических принципов. Я не шучу, Гасан.

Вероятно, он понял, что она и впрямь не шутила. Не торопясь, он встал, ещё раз озарил палату своей фирменной улыбкой и направился к выходу. От самой двери огорчённо развёл руками:

— И сына не увидел! — Так сказал, словно сын был его.

«Зачем он явился? Он вроде не был жестоким и мстительным. И глупо-наивным тоже не был. Тогда зачем?» Но думать было некогда: в палату входил Богдан.

На нём тоже был одноразовый медицинский халат, который подчёркивал его бледность и измождённость. Халат придавал ему что-то загнанное, арестантское. Прежде, чем сесть на стул, огляделся, словно чего-то ища. Прасковье показалось, что он ищет Гасана. Поцеловал её руку.

— Как ты себя чувствуешь, Парасенька? Как наш чёртик? Где он?

— Чувствую хорошо. — Она старалась быть бодрой. — Чёртик тоже хорошо, уже сосал. Он рядом. Я сейчас его привезу. Она хотела встать, но тут сестра привезла тележку с младенцем. Он спал.

— Господи, я никогда таких маленьких не видел, прошептал Богдан с растерянным умилением. Его напряжённое лицо разгладилось. — Близнецов когда увидел, им было дней десять, кажется. А этому — всего несколько часов. Удивительно: я на днях в новостях показали по телевизору, как младенцы лежат в каких-то прямо-таки космических капсулах, а тут — словно тележка в супермаркете.

— В космических капсулах недоноски лежат, — засмеялась Прасковья. — А твой — сильный, здоровый, доношенный младенец, всем на загляденье. Ему никакой капсулы не нужно. — Богдан ещё раз поцеловал её руку.

— И хвостик у него есть? — спросил он, словно стесняясь.

Прасковья почувствовала себя оскорблённой: неужели он подозревает, что это не его ребёнок? Кстати, мог быть и бесхвостый — как Машка. Но виду, понятно, не подала.

— Есть, разумеется. Мне сказали: мутация «ц-1». Ты не можешь предположить, что это значит, откуда «ц»? Как по-латыни «хвост»?

Богдан чуть сощурился и вспомнил: cauda.

— Да-да, именно так; помню, басня какая-то была, где фигурировали разные хвосты. Ну а буква называется в русской традиции «ц».

— Погоди, надо уточнить. Может, она сказала не «ц», а «ч».

— Поскольку буквы «ч» в латинском языке нет, может, это просто «чёрт»? — предположил Богдан. — Очень просто. Иногда простые предположения оправдываются.

Прасковье показалось, что здесь содержался намёк на что-то, чего она не могла понять по причине слабости.

— Богдан, — проговорила она, собравшись с силами. — Здесь был Гасан. Я его не звала и, по сути, выставила вон. Честное слово, я не виновата и никакого повода к такому поведению не подавала. С ним всё кончено, я с тобой, а он — с молодой женой.

— Парасенька, ну разумеется, всё так и есть. — Богдан глядел ласково и устало. И, как ей показалось, недоверчиво. — Не думай о пустяках, Парасенька. Тебе надо давать молочко нашему чёртику — вот это сейчас важно, — он ещё раз поцеловал её руку. Ты должна быть спокойной. Постарайся — ладно? Можно его взять на руки, Парасенька?

— Ну конечно! — Прасковья подняла чёртика из коляски, подержала на руках и передала Богдану.

Тот смотрел на него ласково и держал уверенно. Чёртик открыл глаза, сморщился и захныкал. Богдан покачал его, бормоча что-то ласковое, и он смолк.

— Ты молодец, не утратил навыков, — похвалила Прасковья.

— А как же! — удовлетворённо проговорил Богдан. — Но, по-моему, он хочет молочка — тебе не кажется?

Прасковья твёрдо решила кормить по часам, хотя теперь это не принято. В тот момент время кормления ещё не