"Во имя отчизны, во имя родного народа, во имя веры идите на священный бой, выполняйте приказы минбаши, такова моя воля".

Слуга внес серебряный поднос, на котором стояли высокогорлый изукрашенный сосуд и маленькая чашечка.

— А, питье? — сказал Иса-оулия, принимая поднос у слуги. — Это хорошо. Мы нальем сами…

Слуга удалился, а Иса принялся наливать из сосуда в чашечку таинственное питье, которое Исхак по запаху определил как вино. Но вино не простое, а с хитростью: в перебродивший виноградный сок добавляли несколько капель молока и нарекали жидкость "мусаллас". Му-саллас пили даже самые благочестивые придворные. Вино пить — грех, а мусаллас — богоугодное дело! Иса-оулия с молитвенным возгласом опрокинул себе в рот чашечку, затем наполнил ее скова и предложил Исхаку. Тот не смог отказаться — слишком часто томила его жажда там, в зиндане. Выпил чашечку одним духом, Иса налил еще, Исхак выпил и ее, поблагодарил:

— Спасибо за вашу доброту, бек…

— Бога благодари, сын мой. Да, так я и говорю, что письмом своим ты поможешь и всему народу, и себе. Себя, значит, тоже выручишь…

Исхак не отвечал долго. Вино разморило его. Но хитрый старик, негромко покашливая, ждал ответа. И тогда Исхак сказал громко и даже весело:

— Хотите, чтобы я предал самого себя? Нет, оулия, уж если приспела нужда во мне, я сам выберу дорогу, а вы, если хотите, подчиняйтесь моим приказам, становитесь под мое знамя!

Благодушия Исы-оулия как не бывало. Теперь он опять напоминал черного кота, подстерегающего добычу. Слова Исхака привели его в бешенство. Что несет этот помешанный? Понимает ли он, где он находится, о чем он возмечтал, а? Как может он пренебрегать единственной возможностью уберечь свою шальную голову? Иса глянул на пленника и не увидел страха смерти на его лице. Старик дважды хлопнул в ладоши, и появились два сарбаза. Он приказал им увести пленника. Встал, с трудом распрямляя затекшие колени, бросил через плечо:

— Твое упрямство падет тебе же на голову, сын мой!

И ушел, не оглядываясь, поправляя вновь сползший с плеч чапан.

На следующий день полковник Скобелев взял крепость в осаду.

Исхак, возвращенный в свою темницу, повалился наземь и долго и крепко спал — сказалось выпитое вино. Проснулся он внезапно, будто кто-то сильно встряхнул его за плечо. В зиндане было темно. Никто Исхака не встряхивал. Он было начал укладываться снова, но тут до него донесся сверху шум — глухой, но сильный и близкий. Что это? Казалось, дрогнула земля. Исхак вскочил. Теперь он слышал беспорядочные крики, топот, выстрелы из пушек-китаек. "Русские пришли!" — догадался Исхак и заметался по своей темнице. Остановился, крикнул вверх что было сил:

— Э-эй, кто там?

Но крик его никому не был слышен в поднявшейся шумной сумятице. Да и некому было прислушиваться, все участвовали в перестрелке. Грохот орудий то стихал, то нарастал с новой силой. Ржали кони. Кричали люди. И вот совсем близко от входа в зиндан раздался знакомый голос:

— Не орать, подлые ублюдки! Пожар! Подавайте воду, кошмы несите, сбивайте пламя!

Абдурахман! Исхак усмехнулся, довольный: забегали, так вам и надо! Он прижался к стене зиндана, чтобы лучше слышать. Градом пуль и снарядов осыпали крепость русские. Чем она может ответить им? Исхаку страшно было думать об этом, и он больше не находил в своем сердце веры. "Лицемеры! Погубившие всю страну лицемеры!" — стонал он. Если бы мог, он душил бы этих лицемеров своими руками, рвал бы им глотки зубами. Но что он может, заживо похороненный?.. Земля содрогалась. Запах гари и пороха проникал и сюда, в зиндан. Исхак повалился на землю там, где стоял.

Вдруг ему послышался чей-то стон. Он тотчас откликнулся:

— Кто там?

Ответа не было. Стон повторился. В зиндан упала капля, другая… Еще… Исхак подставил руку под эту страшную капель. Кровь… Задыхаясь, он протянул вверх обе руки.

— Брат! Что с тобой?

Тишина. Стоны оборвались. Мало-помалу Исхак успокоился. Стер с ладони кровь. Быть может, это кровь его врага? Кровь бека?

Снова начался жестокий обстрел крепости. "Все уничтожено. Все кончено", — думал Исхак.

Когда стрельба утихла, Исхак лежал ничком на сыром полу темницы. Со скрипом отворилась дверь, чей-то голос спросил негромко:

— Ты здесь?

Исхак поднял голову. Вход в зиндан был едва виден. "Ночь…" — подумал он. С чего это они опять вспомнили о нем, да еще ночью? Вдруг он почувствовал, как его коснулся конец аркана. И снова сверху шепот:

— Ты здесь? Держи аркан…

Исхак, почти не сознавая, что он делает и зачем, встал, ухватился за аркан.

— Скорее… — раздалось нетерпеливо.

Исхак обвязался арканом; его сразу начали поднимать наверх, ноги оторвались от земли. Ухватившись руками за край тюремной ямы, он увидел смутные очертания человеческой фигуры. Запах крови стоял в воздухе. Сейчас Исхаку было безразлично, смерть его ждет или свобода. Он был готов к любому исходу.

— Ну что здесь? — спросил он.

— Тихо, ты! — зашипел неизвестный, который успел тем временем помочь ему выбраться из ямы.

Пригнувшись, спаситель Исхака повел его за собой в темноту. Обходя разбросанные повсюду обломки, то и дело натыкаясь на тела убитых, подошли они к лестнице, которая вела на крепостную стену. Исхак огляделся. Темно. Чуть виднеется в вышине минарет, с которого провозглашают азан. Минарет, по-видимому, не пострадал при обстреле. Вон там, в стороне, должно быть, есть еще живые люди, — заметно движение, слышны стоны раненых, брань. Исхак, глаза которого привыкли к темноте, увидел теперь, как сильно разрушена крепость… Спутник потянул его за полу.

Они поднялись на стену. Внизу шумела река. Исхак наклонился, вглядываясь в темноту. Он ничего не видел, но казалось ему, что видит он и реку и лес по ее берегам, и свесившиеся над водой ветви краснотала… Свобода… Исхак, забыв о смертельной опасности, едва не сорвался со стены, но спутник вовремя удержал его.

— Не спеши, повелитель, к смерти… На, держи и спускайся потихоньку.

Снова обвязавшись арканом, Исхак медленно спускался со стены. Спускался и думал о том, что сейчас его могут легко убить, отпустив конец аркана. Скажут потом: "Хотел бежать, да упал, разбился". Но аркан отпускали понемногу, осторожно, и скоро ноги Исхака коснулись земли. По заросшему жестким бурьяном склону сполз он еще ниже, на ровное место. Рванулся к воде. Вошел в реку по пояс, плескал горстями воду в лицо, пил ее жадными глотками, чувствуя необыкновенный прилив сил. Выбрался на берег и быстро пошел вниз по течению. Вновь возник перед ним какой-то человек; Исхак, задыхаясь, крикнул ему:

— Кто ты? Пропусти, не держи