жить на новой территории с условием, что они будут защищать страну и, в случае необходимости, выставлять вспомогательные отряды. Таким образом, франки из Батавского острова проникли в северную Белгику.5

После смерти императора Юлиана франки оставались на своих местах почти пятьдесят лет, но около 411 года они подвинулись далее, пользуясь наступившими в империи смутами, увеличив свою территорию. В половине V века история их связывается с именем первого конунга, известного по источникам, – Хлодиона, овладевшего областью на юг от Шельды до Соммы, с городами Камбре и Турне. В последнем (Турне) он устроил свою столицу. Это было третье большое передвижение франков, о котором известно из Аполлинария Сидония.7

После Хлодиона предание называет королем франков Меровея, от которого династия получила будто бы свое название. Но мы вряд ли можем считать его историческим лицом, так как не имеем никаких сведений о делах его и жизни. Вполне историческим лицом является только Хильдерик, отец знаменитого Хлодвига.

Сведения о первоначальном периоде истории Хильдерика, сообщаемые нам Григорием Турским, так же как и некоторыми позднейшими источниками, темны и легендарны. Вот что говорит Григорий Турский: «В самом начале своего правления Хильдерик должен был бежать из своего государства вследствие возмущения недовольных им франков. Он скрылся в Тюрингию, оставив в своих владениях преданного друга и поручив ему успокоить франков. Разломанная на две половины золотая монета разделена была между королем и его другом: “Когда я пришлю тебе эту половину, – сказал последний, – и когда обе части, сложенные вместе, составят одну целую монету, ты можешь тогда без страха вернуться в свою страну”. Король тотчас отправился в Тюрингию и нашел убежище у короля Бизина и жены его Базины. По изгнании Хильдерика франки единогласно избрали королем Эгидия, который был римским уполномоченным в Галлии. На восьмой год правления Эгидия верный друг, оставленный Хильдериком в Галлии, усмирив франков, тайно отправил своему королю половину разломанного солида. Этот последний, уверенный теперь, что франки вновь хотят его, возвратился из Тюрингии и был восстановлен на царство. Королева Базина между тем оставила своего мужа и явилась к королю франков. Когда же он спросил ее, по какому поводу приехала она к нему из такой далекой страны, она, говорят, отвечала: “Я знаю твою великую храбрость и твои достоинства: вот почему я пришла, чтобы жить с тобою, ибо знай, что если бы даже за морем я узнала человека с большими достоинствами, чем ты, я точно так же пожелала бы жить с ним”. Хильдерик с радостью женился на ней, и от нее-то родился у него сын – Хлодвиг. Это был великий человек и храбрый воин».8

Другие известия о военной деятельности Хильдерика также кажутся очень странными. Власть его была незначительна; территория, которой он владел, была мала, однако мы видим, что роль, которую она играет, далеко немаловажна. Всего любопытнее тот факт, что власть его является довольно значительной даже там, где еще не исчезла сила Рима. Так, мы видим его близ Орлеана сражающимся против готов за империю. По известиям Григория Турского, он является также защитником Галлии на Луаре, около города Анжера (где позднейшая провинция Анжу). Он здесь борется против морских пиратов – саксов, разорявших Галлию. Ему удается разбить их и овладеть Анжером.9

Но что всего страннее и любопытнее – Хильдерик является как бы распорядителем и властелином в самом сердце Галлии: в Lutetia Parisio-rum – будущем Париже.

В житии св. Геновефы (Женевьевы) рассказывается следующее: «Я не могу объяснить, – говорит автор его, – сколь велико было уважение, которое питал к св. Женевьеве Хильдерик, могущественный король франков. Однажды, боясь, чтобы она не отняла у него пленников, предназначенных к смертной казни, он вышел из Парижа и приказал запереть городские ворота. Но едва только Женевьева узнала о его распоряжении, она тотчас же решила избавить несчастных от судьбы, им угрожавшей. Велико было общее удивление, когда городские ворота отворились перед нею без помощи всякого ключа. Тогда, последовав за королем, Женевьева добилась помилования пленников».10

Этот рассказ в достаточной степени показывает нам добрые отношения между королем франков и католической церковью. Другой факт имеет, быть может, еще более важное значение. Когда «страшная слава франков» распространилась до Лангра, то весь народ стал желать их власти (Григорий Турский).11 То есть мы видим, что галло-римляне – католики и подданные бургундского короля, преданного арианству, обращают свои взоры и надежды к германцам, которые стали на сторону Рима, когда его могуществу угрожала опасность со всех сторон. Германский конунг поддерживает дружеские отношения с римлянами Галлии. Несомненно, что это оказывало большое влияние на политическое положение здесь, но следует остерегаться придавать этому влиянию решающую роль.

Едва ли можно предположить, чтобы власть Хильдерика простиралась за Сомму. Каким же образом мы видим его действующим в союзе с римлянами в самом центре Галлии, по какому праву он в городе Париже наказывает виновных смертью, приказывает запереть ворота, как будто бы город принадлежит его королевству? Дюбо полагает,12 что Хильдерик после смерти Эгидия13 наследовал его должности; он был Magister mili-tum in Gallis, и как таковому ему должны были повиноваться все римляне в Галлии, способные носить оружие.[81] Отказываясь от мнения Дюбо, опровергнутого в свое время еще Монтескье, Зибель14, однако, тоже думает, что могущество Хильдерика было основано не на власти его, как вождя салического народа, а на его отношениях с Эгидием. Из рассказа Григория об ужасе перед франками (terror Francorum), распространившемся «in partibus Lingonum»,[82] ужасе, причиной которого могли быть, конечно, не рипуарские, а только салические франки, Зибель выводит, что могущество Хильдерика не могло корениться в Турне или Брабанте. Конечно, ужас мог распространиться и отсюда до Лангра, но желание жителей иметь Хильдерика своим государем объяснимо только в том случае, если мы допустим, что он уже раньше в соседней области показал свои государственные способности.

Однако и Зибель оговаривается, что не может быть речи о территориальном господстве; власть Хильдерика имеет совершенно другие основания. Если мы находим его в Анжере и в Париже, то он проник туда не как magester militum и не как чуждый завоеватель; он был «кондотьером» римского военачальника. Зибель указывает и на другие примеры таких отношений варварских королей и римской власти. Здесь, на колеблющейся почве отношений поселенцев к империи, положение теряет свою ясность, до формальной уступки дело не доходит. Но не из салического народного королевства вырастает могущество Хильдерика. На своей родине, подобно Алариху, он был бы не более как старшина[83]