кто бы мог подумать, что лишать девственности — такой тяжкий труд? И в ответ на вопросительный взгляд чмокнул жену в щёку:

— Доброго сна, голубка.

— Тебе тоже, господин супруг, — прошептала наваррка.

Ричард быстро уснул, Беренгария же долго лежала рядом, смотрела на огоньки свечей, мерцающие в темноте словно комнатные звёзды, и размышляла об их любовном соитии. Оно получилось более болезненным, чем она рассчитывала, и удовольствия не принесло. К интимности акта предстоит ещё привыкнуть — её смущало, когда муж прикасался к тем её местам, в которых даже она сама себя не касалась. И то, что он обратил в шутку, для неё было совершенно серьёзно, так как прежде ей ни разу не доводилось видеть обнажённого мужчины. Однако Беренгария была рада, что супруг старался быть нежным с ней, и разве можно забыть, как он, видевший столько крови, испытал такое отчаяние при виде крови, принадлежащей ей? Ричард поставил её корону на стол, сострив, что жена может носить её в постели, если захочет. Теперь наваррка видела, как отблески свечей отражаются от серебра и золота. Но куда сильнее притягивала её взор брачная лента. Она стала королевой Ричарда. Но сейчас куда важнее, что она стала его женой.

Два дня спустя Ричард встретился с императором Кипра в фиговой роще, растущей между морем и дорогой на Лимасол. Намеренный поразить Исаака мощью английской короны. король восседал на белом испанском жеребце, не уступающем статями и прытью Фовелю Исаака. Попону украшали рыкающие львы, шпоры и эфес меча были покрыты золотом, ножны окованы серебром. Государь красовался в тунике из розовой парчи, мантии, утканной полумесяцами и солнцами, и алой шапочке с золотой нитью. Посмотреть на удивительное представление собралась целая толпа: воины и рыцари Ричарда, итальянские купцы, местные жители, пренебрёгшие гневом императора ради редкого шанса полюбоваться его публичным унижением. Появление Ричарда произвело фурор, ошеломив гражданских и вызвав смешки у солдат, привыкших видеть своего полководца в покрытой кровью, потом и пылью одежде. Ещё до своего прибытия кипрский император оказался в невыгодном положении, на что английский король и рассчитывал.

Издалека Исаак выглядел очень царственно: верхом на Фовеле, седло и попона не уступают богатством Ричардовым. Пурпурная мантия киприота была украшена драгоценными камнями, а поверх длинных светлых волос возлежала золотая корона. Англичан поразила его молодость, потому как грек выглядел ровесником Ричарда — лет тридцати с небольшим. На близком расстоянии впечатление уже не казалось таким внушительным, потому как становились заметными резкие черты лица Исаака, пронизывающий взгляд белёсых глаз и тонкие губы, не привыкшие улыбаться. Рыцари Ричарда давно усвоили, насколько обманчива бывает наружность, так как подчас под благовидной внешностью может скрываться в высшей степени неприглядная личность. Но при виде кипрского императора они обменялись понимающими взглядами, согласившись, что этот пиратский корабль не пытается скрываться под чужим флагом: Исаак Дука Комнин выглядел именно тем, кем являлся на самом деле — человеком, которому предначертано вечно гореть в аду.

Гарнье Наблусский, великий магистр ордена госпитальеров Иерусалима, устроил эти мирные переговоры и теперь выступал в качестве посредника, используя одного из своих кипрских братьев как переводчика с французского на греческий. Стороны встретились в центре поля. Испанский скакун Ричарда и пылкий Фовель смотрели друг на друга так же подозрительно, как и их всадники. Зрители обменивались тычками и ухмылками, сойдясь во мнении, что, по счастью, король английский и император кипрский оба оказались хорошими наездниками, ибо в противном случае их кони могли бы взять инициативу на себя и покончить с переговорами раз и навсегда.

Ричард был бы не прочь следовать протоколу, установленному для подобных капитуляций, но не имел времени. Поэтому, едва поприветствовав с ледяной вежливостью Исаака, сразу стал излагать условия мира. Когда их перевели, все присутствующие греки ахнули и зашептались между собой, что это снадобье слишком горькое, чтобы Исаак мог проглотить его. Король потребовал, чтобы император поклялся перед ним принять крест и отправиться вместе с англичанами в Святую землю, выставив сто рыцарей, пятьсот конных и пять тысяч леших воинов для защиты Господа и Священного города, а также уплатить тридцать пять тысяч марок в возмещение ущерба, причинённого людям Ричарда. В обеспечение клятв Комнину предписывалось передать английскому королю все свои замки и отдать в заложники свою единственную дочь и наследницу. Все знавшие Исаака немало удивились, когда тот попросил Гарнье Наблусского перевести, что он согласен принять условия.

Едва соглашение было достигнуто, Ричард и Исаак спешились, и после того, как император принёс клятву верности, оба государя обменялись ритуальным поцелуем мира. В качестве жеста доброй воли Львиное Сердце предложил вернуть императорский шатёр и серебряную посуду, захваченные в битве при Колосси. Исаак тут же велел разбить шатёр в открытом поле, заявив, что предпочитает стоять лагерем тут, чем въезжать в Лимасол, где для его свиты может не найтись необходимых удобств. Поскольку Ричард предпочитал дворец и крепость Св. Георгия, возражений не последовало. Король распорядился послать в императорский лагерь вина и еды. Правители договорились встретиться поутру, чтобы обговорить передачу замков Исаака назначенным Ричардом кастелянам, а также обсудить планы по совместному отплытию под Акру. Мирная конференция закончилась обменом любезностями, выглядевшими совершенно безупречными по форме и неубедительными по содержанию.

По дороге обратно в Лимасол Жофре пришпорил коня и поравнялся с Ричардом и Андре. Король пребывал в отличном настроении и говорил о прибытии этим утром с Родоса остальных своих галер. Но о только что заключённом с кипрским императором мире помалкивал до той минуты, пока Жофре не поднял эту тему.

— Монсеньор, ты выставил перед ним суровые условия.

— Да, это так, — согласился Ричард, провожая глазами грациозного сокола, парящего у них над головами.

— Полагаю, разумно было потребовать от него гарантий исполнения. Но достаточно ли этого? Вся его жизнь состоит из череды обманов и предательств. Неужели ты веришь, что Исаак станет исполнять договор?

— Пусть сам решает. — Король пожал плечами. — Выбор за ним.

— Мне кажется подозрительным, что он так легко согласился, — признался Жофре, но тут уловил лукавство во взгляде, которым обменялись Ричард и Андре, и всё понял. Успокоенный, молодой граф не проронил более ни слова, и остаток пути они проделали в молчании.

Беренгария наблюдала за пересекающим комнату Ричардом из-под полуприкрытых ресниц. Немногие крупные люди обладали способностью передвигаться с такой непринуждённостью. Наваррка знала, что его прозвали Львиным Сердцем за безудержную отвагу, но подумала, что прозвище подходит мужу более чем в одном этом смысле. Ричард был проворен