тощая, просто уколоться можно. Ни тебе бедер, ни заду, одна грудь…

– Полагаю, не стоит вдаваться в такие подробности! – строго и в то же время смущенно сказал дворецкий.

– Как пожелаете, господин Ральф. Ну, в общем, ничего особенного, как говорят в народе, «ни кожи ни рожи». А Барон вдруг запал на нее, будто приворожила! Ребята украдкой шептались, что она и впрямь с черной магией знается, да только я в это не верю. Просто было в этой худющей чертовке что-то… Ну, особенное, такое, что даже словами не описать! – Трюкач, махнув рукой, умолк.

– Похоже, вы и сами были к ней неравнодушны, любезный! – снисходительно улыбнулся Ральф, чтобы шуткой разрядить напряжение и успокоить жену: вон как испугалась, услышав про убийство пленного рыцаря, до сих пор не может опомниться. – Судя по тому, как ее браните…

Бывший разбойник, вздрогнув всем телом, повернулся к нему, и дворецкий поперхнулся на полуслове, увидев его глаза.

– А вот об этом не надо, господин Ральф! Договорились?

– Д…Дого…

– Вот и славненько!

* * *

Монку стоило немалого труда убедить посетителей постоялого двора, что на этот раз молодой дурачок не соврал и ничего не перепутал. Сначала от его слов просто снисходительно отмахивались, потом, рассердившись, пригрозили поколотить, если он не уймется и будет по-прежнему порочить славное имя графа Хольга – гордости и надежды Империи. Хозяйка, встревожившись, как бы в ее трапезной не началась потасовка, ясно намекнула, что дорогим гостям, пожалуй, пора отправляться в путь-дорогу: покушали, рассчитались честь по чести, чего еще надо? И только тут Монк вспомнил, что за пазухой хранится грамота графа… Как он мог позабыть про нее!

– Не верите, смеетесь, да? Так я вам докажу! Ну-ка, есть среди вас умеющие читать? – и он торжествующе извлек свиток пергамента, скрепленный личной печатью Хольга.

– Ты того, однако… – проворчал усатый здоровяк. – Не задавайся! Думаешь, только в столице грамоте обучают?

– Значит, есть?

– А то! Вот я, к примеру, и читать могу, и писать, хоть и не скоро…

– Отлично! На-ка читай вслух, пусть все убедятся, что мы именно те, за кого себя выдаем.

Широкоплечий усач, осторожно, словно боясь порвать, взял пергамент, развернул и начал вчитываться в первые строчки. Глаза прищурились, на лбу от умственных усилий кожа собралась глубокими складками.

– Ну, что там написано, что? – нетерпеливо зашумели вокруг.

– А ну, тихо! С мыслей сбиваете… Значит, так: «Мы, мило… милостью богов – хра… хранителей… член…»

– Чего?!

– Того! «Член Тайного Со… Совета…»

– А-а-а…

– Кто про что, а вшивый про баню! Молчите и слушайте! «… Совета Импе… Империи граф Хольг…» О-о-о, похоже, они и впрямь ему служат! Раз так, извиняемся, ошибочка вышла!

– Да ты дальше, дальше-то читай!

– Зачем? И так все ясно.

– Ну, читай же, не томи! В кои-то веки выпадет графскую грамоту послушать!

– Вы позволите, почтеннейший? – вдруг спросила Монка хозяйка, протягивая руку к пергаменту.

Сотник кивнул скорее от удивления, нежели в знак согласия: грамотные женщины низших сословий были великой редкостью. Вейла, к примеру, даже собственное имя не могла ни начертать, ни прочесть…

Здоровяк отдал пергамент не сразу, с видимой неохотой. Правда, украдкой вздохнул с нескрываемым облегчением.

– Мы, милостью богов-хранителей, член Тайного Совета Империи граф Хольг, удостоверяем и подтверждаем, что предъявители сей грамоты состоят на нашей службе и действуют по нашему личному повелению. Всем должностным лицам Империи предписывается не чинить им помех, а, напротив, оказать всяческое содействие, буде в нем случится необходимость. Подписано собственноручно в собственной графа Хольга усадьбе, что у Восточных ворот Кольруда… – быстро, почти без запинок прочитала хозяйка.

Все восторженно загудели, уставившись на Монка и молодого стражника, словно на бродячих святых, каким-то чудом оказавшихся в их компании.

Женщина, аккуратно свернув пергамент, чуть ли не с благоговейным поклоном вручила его бывшему сотнику.

– Я, конечно, не должностное лицо, но любое содействие оказать рада. Пожелаете еще откушать – ни ронга с вас не возьму! Захотите заночевать – отведу лучшую комнату, тоже бесплатно! Люди графа Хольга здесь желанные гости! Ведь вы, наверное, были там, в усадьбе, когда напали разбойники?

– А как же! Были, голубушка! – приосанился Монк, буквально нежась в лучах славы. – И не просто были, от нас им тоже досталось!

– Расскажите, пожалуйста! – она просительно сложила руки на полной груди.

– Да-да! Просим! – мужские голоса слились в общий хор.

Бывший сотник, выпрямившись с видом полководца, триумфально въезжающего во взятый штурмом вражеский город, откашлялся, прочищая горло:

– Ну, что же! Значит, дело было так…

* * *

Растроганный Ригун, позабыв, что он собирался предстать перед Хольгом в роли благодетеля, а отнюдь не просителя, крепко обнял его и прижал к груди:

– Если бы вы знали, какую тяжесть сняли с моих плеч! Я бесконечно обязан вам.

– Осмелюсь напомнить, пресветлый Правитель, что моего согласия недостаточно, это решение должно быть утверждено Советом…

– Да, конечно! Но я… – Ригун замялся. Слово «прикажу» прозвучало бы нелепо, а «попрошу» – унизительно. – Я уговорю их, граф. Даю слово, уговорю! Ведь не безумные же они!

– Совершенно верно, не безумные, – как-то странно усмехнулся Хольг. – Они во много раз хуже безумцев… Пресветлый Правитель, раз уж вы почтили меня своим высочайшим доверием и вместе с тем – скажем откровенно! – возложили на меня огромную ответственность, позвольте мне в данном случае поступить по своему усмотрению.

– Да, конечно… Но что вы собираетесь сделать?

– Я избавлю вас от необходимости выносить их своеволие и непочтительность. На этот раз им придется иметь дело со мной. Огласите свое решение, поставьте их перед фактом – а дальше уже буду действовать я.

– Боюсь, в таком случае они не согласятся! Из чистого принципа, из чувства уязвленного самолюбия… Если бы вы, дорогой граф, уже были Наместником, тогда они подчинились бы вам, хоть и скрепя сердце. Но пока что вы – только один из них.

– Повторяю: предоставьте действовать мне, пресветлый Правитель. Я не подведу вас. Даю слово.

– Хорошо, раз вы так считаете…

* * *

– А знаете, что самое интересное? – грустно усмехнулся Трюкач. – Она ведь тоже была из дворян!

«И не из простых дворян: то ли баронская дочка, то ли вообще графская», – мысленно добавил он. Однако вслух не произнес: Хольг строго-настрого приказал держать язык за зубами и никому без его личного дозволения не открывать этой подробности.

– О боги, возможно ли это! – ахнул Ральф. – Стыд и срам!

– Очень даже возможно. Потому-то многие ее сразу невзлюбили: дескать, одно дело, когда в разбойники нужда да несчастье гонят, и совсем другое – если с жиру бесишься! Горя не знала, росла как у