Теперь я отберу для продажи кое-что из имущества, и этих денег мне хватит, чтобы добраться до тулийского города Дженчира. Я не представляла себе, что произойдет потом.

1

Синее, гладкое, как русалочьи волосы, море несло меня на юго-восток в люльке под названием «Нилени».

Мой проезд обеспечило пожертвование на похороны. То есть мне не хотелось пугать хозяйку пансиона, и я сказала, что мне необходимо продать кое-какие вещицы, чтобы выручить денег на подарок родственникам одного человека, который скончался. Она порекомендовала мне хорошую лавку, владелец которой оказался честен. Мой корабль был из небольших, всего с четырьмя каютами для пассажиров, три из которых так и остались пустовать.

За все время плавания земля ни разу не скрылась из виду.

Перед глазами проплывало золотистое в свете дня побережье, казавшееся загадочным при луне. Удивительные птицы, вяхири, целыми выводками садились на леера и ворковали, глядя на нас, а затем пускались в обратный путь к берегу; на тридцать третий день плавания у нас появился дружественный эскорт: в воде зарезвились дельфины с платиновыми спинами, а чуть позже и крапчатые морские свиньи. Похоже, моряки благоволили и к тем и к другим: они бросали им всякие лакомства. Они и меня уговорили покормить дельфинов; перегнувшись через леер, я протягивала им рыбу, а они с извиняющимся видом подхватывали ее и ни разу не напугали меня и, уж конечно, не причинили мне вреда.

Существует множество историй о потерпевших кораблекрушение и чуть не утонувших моряках, которых спасли дельфины. Даже если бы Фенсеру с каторжником пришлось туго, разве не пришли бы им на помощь эти разумные существа, столь явственно похожие на людей во всем, за исключением внешнего облика и среды обитания, и несомненно наделенные человеческой душой? Тулийские моряки называют их Посланцами Богов. Я сразу — с первой минуты — прониклась доверием к каторжнику и не сомневалась в его порядочности по отношению к Фенсеру. Фенсер уже составил мнение на его счет. Впрочем, до чего это похоже на все остальное. Незнакомый мне человек… если бы кто-то поведал мне начало рассказанной капитаном истории и попросил бы меня завершить ее, сочиненный мною конец совпал бы с действительностью. Вероятно, с одной оговоркой: у меня они добрались бы до берега.

И что за берега открывались нам, пока мы плыли в Тулийское королевство.

Холмы, увенчанные рощами диких апельсиновых деревьев, бирюзовые леса, сбегающие волнами к лазурной воде. Иногда ветер доносил до нас аромат этой земли, смолистый, сладковатый, запах цветов и фруктов и заполненную пляшущими искорками субстанцию, известную под названием «воздух». Единственное, что можно было поставить в упрек погоде, — это отсутствие ветра, из-за чего мы продвигались очень медленно.

Гавань Дженчиры, в которую должна была зайти «Нилени», не вызывала восхищения. Судоводители отдавали предпочтение порту побольше и получше, в Тули; он лежал на расстоянии еще недели пути к югу.

Дженчира — старый захолустный город с улицами, сходящимися у гавани, которую постепенно заносит илом. Мне сказали, что старикам нравится жить в Дженчире, а молодежь оттуда уезжает. Не рассчитывайте, предупредили меня, на обеды с танцами, гонки на колесницах, азартные игры и театры. Дженчира — это променады, зонтики, тихие ужины и безмятежное чтение книг.

Но дельфинам несомненно нравился этот город. На сорок первый день плавания они появились вновь, чтобы проводить нас в порт.

2

Молодой человек, второй помощник капитана «Нилени», проявил ко мне огромный интерес, из-за чего мне пришлось доверительно ему поведать, что в Дженчире я должна встретиться со своим нареченным. Затем Эмаль-до, мой страстный поклонник, обнаружил, что этот человек не позаботился ни о моей безопасности, ни о жилье для меня, и тогда я сочинила историю, будто мой жених выполняет государственное поручение, и я отправилась в путь, не успев получить письма.

К счастью, Эмальдо оказался тулийцем, и затруднения в языке пришлись как нельзя более кстати, когда мне пришлось столь многое ему рассказать. Слушая разговоры служивших на корабле тулийцев, я тут же начала безо всякого умысла перенимать их речь, но притворялась, будто говорю хуже, чем было на самом деле. Я решила, что такая восприимчивость к чужим языкам объясняется тем, что мне в очень раннем возрасте довелось столкнуться с кронианским. Я овладела им в основном за счет слуха и способности к подражанию, набирая в запас как можно больше отдельных слов, — собственно говоря, так учатся языку все дети. Позднее мне удалось выправить грамматику и синтаксис, в основном таким же образом, что сослужило мне добрую службу. Но в разговорах с Эмальдо я запиналась и упорно не хотела понимать страстных выражений чувств и признаний.

Когда на борт корабля поднялся лоцман, за мной зашел Эмальдо, красивый, аккуратный, в белом атласном плаще; его светлые волосы и синие глаза показались мне творением рук ювелира; он попросил разрешения сопровождать меня на берег.

В знак уважения к нему я надела платье из зеленого муслина, и это вызвало у него такой взрыв эмоций, что я испугалась, как бы он тут же и не умер. По-видимому, он был старше меня всего на год и несомненно повидал в жизни куда больше моего, но не успел так близко познакомиться с ее теневыми сторонами.

Из-за скверной гавани кораблю потребовался лоцман. Стоя рядом с элегантным Эмальдо, я впервые увидела Дженчиру.

В красоте и живописности она не уступала городам из волшебных сказок. Из погибающей заводи получился пруд, заполненный лотосами и хитросплетением водяных лилий и гиацинтов. Морякам приходилось каждый день обрубать щупальца этих очаровательных вампиров, высвобождая корабль. Теперь там стояли лишь два или три небольших приземистых суденышка, походившие на уток. За их мачтами виднелся старинный спуск к причалу, вскинутые руки статуй морских богов из серпентинита. Огромные пальмы, словно веера из перьев, прикрывали лицо старого города.

Я заметила опоясанные балконами дома и стены, выкрашенные различными красками и блиставшие цветами павлиньих переливов: розовым, красным, желтым — под стать волосам Эмальдо, синим, превосходящим яркостью его глаза, что совершенно невероятно. А за стенами — массивные камфарные деревья и терпентиновые, поменьше размером. Черные и белые аисты, хлопая крыльями, расхаживали вокруг своих гнезд на разрушенной красной башне, высившейся над гаванью.

— Вот видишь, — гордо сказал Эмальдо, будто это он сотворил город ради меня.

— Прелесть! — воскликнула я по-тулийски, и волшебник поклонился.

— Но это немолодой город, — добавил Эмальдо по-крониански. — Да, это хорошо. Твоя безопасность. И ты поселишь моя тетушка.

Я искоса глянула на него, пытаясь угадать, кто у кого поселится, тетушка у меня или я у нее. А также размышляя: можно ли принять его предложение.

— Да-да, — настаивал Эмальдо. — Она будет заботиться о тебе. Ты нигде больше.

— Но может быть, ей… — Я призадумалась над тем, как правильно назвать по-тулийски отсутствие симпатии.