подверженность объеданию животными, малую вероятность естественного укоренения сеянцев, – можно предположить, что это редкий вид. Но ничего подобного. Это объясняется том, что, хотя кедры плохо конкурируют с другими видами в гористой местности, они прекрасно себя чувствуют во влажной земле на наносной почве, в болотистой местности и у кромки воды, где не выживают другие деревья. Их любимая среда обитания спасает их от необходимости конкурировать. Поэтому Франц тщательно выбирал прибрежные участки и густо засаживал их кедром.

Благодаря своему уникальному химическому составу кедр наделен ценнейшими целебными свойствами, которые одновременно являются и древосберегающими. Насыщенный многими антибактериальными веществами, он особенно устойчив к воздействию грибов. Северо-западные леса, подобно любой экосистеме, подвержены вспышкам заболеваний, самое серьезное из которых – слоистая корневая гниль, которую вызывает местный гриб Phellinus weirii. Несмотря на то что этот растительный патоген может привести к гибели дугласовых пихт, канадских елей и других деревьев, красный кедр, к счастью, не восприимчив к нему. Когда корневая гниль поражает других, кедры готовы к тому, чтобы заполнить освободившиеся пространства. Древо Жизни выживает на территории смерти.

После долгих лет работы в одиночку ради восстановления популяции кедра Франц наконец обрел единомышленника, разделявшего его представление о приятном времяпровождении, которое заключалось в посадке деревьев и вырубании кустарника. Первая встреча Франца с Дон произошла на гребне хребта в Шотпаче. В течение последующих одиннадцати лет они посадили свыше тринадцати тысяч деревьев и создали сеть тропинок с названиями, отражающими их тесную связь со своими сорока акрами земли.

Земли Лесной службы часто называют чем-то вроде «административной единицы № 361». В Шотпаче на нарисованной от руки карте можно увидеть более выразительные названия мест: Стеклянный каньон, Виноградная долина, Коровий провал. Даже отдельные деревья, остатки прежнего леса, получили свои имена: Сердитый клен, Паучье дерево, Сломанная верхушка. Но одно слово в названиях встречается чаще других: Кедровый источник, Кедровый привал, Священный кедр, Кедровая семья.

Название «Кедровая семья» напоминает о том, что кедр часто растет «семейными» рощами. Возможно, в качестве компенсации за те сложности процесса прорастания из семени кедр является чемпионом вегетативного размножения. Практически любая часть дерева, лежащая на влажной земле, способна пустить корни. Низко стелющаяся хвоя может укорениться во влажном мхе. Гибкие ветки сами способны инициировать появление новых деревьев – даже после того, как они срезаны с дерева. Коренные жители, вероятно, так и высаживали кедровые рощи. Даже молодой кедр, который был сломан и растоптан голодным лосем, переориентирует свои ветки и начнет все сначала. Аборигены по праву называют это дерево Творцом Долгой Жизни, или Древом Жизни.

Одно из самых трогательных топонимов на карте Франца – место, которое он назвал «Дети девственных лесов». Процесс посадки деревьев – это испытание веры. Тринадцать тысяч подвигов веры живут теперь на этой земле.

Франц не раз ошибался, но упорно продолжал высаживать деревья, учась на своих ошибках. «Мне доверили какое-то время распоряжаться этой землей, – писал он. – Я был ее смотрителем. А если точнее – ее опекуном. Но известно, что дьявол кроется в деталях. И он подбрасывал мне эти “детали” на каждом шагу». Франц наблюдал за реакцией «детей девственного леса» на среду обитания, а потом пытался исправить то, что им не нравилось. «Лесовосстановление начало напоминать процесс ухаживания за садом. Ты вступаешь с этими деревьями в близкие отношения. Когда находишься на своей земле, очень трудно удержаться от того, чтобы не сделать что-то полезное – посадить еще одно дерево, подрезать ветку, пересадить то, что уже посажено, в более подходящее место. Я называю это “упреждающей перераспределительной натурализацией”. Дон считает, что мне просто нравится с этим возиться».

Щедрость кедра распространяется не только на людей, но и на многих лесных обитателей. Его нежная, низко свисающая хвоя – любимая еда оленей и лосей. Казалось бы, сеянцы, укрытые в зарослях, достаточно хорошо замаскированы, но они настолько вкусны, что травоядные охотятся за ними, словно дети за спрятанными шоколадками. И так как кедры растут медленно, они долгое время остаются уязвимыми на той высоте, до которой могут дотянуться олени.

«Неожиданности постоянно преследовали меня в работе, следуя за мной, как тени в лесу», – писал Франц. Так, его план по выращиванию кедров на берегу реки был хорош, если не принимать во внимание, что там жили бобры. Кто же знал, что они едят кедр на десерт? В результате деревья в его кедровом питомнике были обглоданы до основания. Тогда он посадил их снова, на этот раз огородив забором. Но дикая природа только ухмыльнулась. Рассуждая с позиции лесных жителей, он высадил вдоль реки целую рощу ив – самого любимого лакомства бобров, – надеясь отвлечь их от кедров.

«Мне определенно следовало созвать совет мышей, белок, рысей, дикобразов, бобров и оленей, прежде чем начинать свой эксперимент», – писал он.

Многие из этих кедров сегодня уже долговязые подростки, с несоразмерно длинными конечностями и недостаточно окрепшие, еще не ставшие самими собой. Обглоданные оленями и лосями, они кажутся еще более неуклюжими. Под густой кроной клена завитого они с трудом пробиваются к свету, протягивая свои руки-ветки. Но их время приближается.

Завершив последние посадки, Франц писал: «Возможно, я не сумел исцелить землю. Но я почти уверен, что знаю направление, в котором необходимо двигаться во имя общего блага. Нужно взять за правило компоненты взаимодействия. За все, что я даю, я что-то получаю взамен. Здесь, на склонах Шотпача, я занимался не столько возрождением деревьев, сколько возрождением собственной личности. Восстанавливая землю, я восстанавливаю себя».

В имени кедра – «Дарующий богатство женщинам» заключена истина. Он и Франца сделал богатым, наделив его видением живого мира природы и умением передать свой дар, который со временем станет еще прекраснее, будущим поколениям.

Вот как Франц писал о Шотпаче: «Это был опыт создания своего леса. Но это также был мой личный творческий опыт. Как если бы я писал пейзаж или сочинял цикл песен. Поиск правильного расположения деревьев напоминает работу над поэмой. Учитывая отсутствие у меня нужной квалификации, я не мог в полной мере соответствовать званию лесничего, но мне нравилось думать, что я писатель, работающий в лесу и взаимодействующий с лесом. Писатель, который практикует искусство лесоводства и пишет среди деревьев. Методы ведения лесного хозяйства, конечно, могут меняться, однако мне неизвестно ни одного случая, когда бы лесопромышленников или лесные колледжи в качестве профессиональной квалификации заинтересовала искушенность в искусстве живописи. Но, возможно, это как раз то, что нам нужно, – художники в качестве лесничих».

По прошествии многих лет работы на своем участке он стал замечать, как после продолжительного