миллиметрах от меня. Кажется, что она несколько раз постучалась по новому листку, а потом, словно успокоившись, протянулась между листками. Она натянулась, как упругий зеленый кабель, более чем в два раза увеличив свою первоначальную длину. На мгновение два островка мха соединяются блестящей зеленой нитью, а потом зеленый свет течет по этому мостику, как река, и исчезает, теряясь в зелени мха. Разве это не чудо – наблюдать животное, сотканное из зеленого света и воды, крохотное существо в виде нити, которое, как и я, вышло погулять под дождем?

Я стою внизу у реки и слушаю. Звуки отдельных капель дождя теряются в пенящемся белом потоке и его гладком скольжении по камням. Можно и не признать в дождевых каплях и речном потоке родственников – настолько различаются обособленное и коллективное. Я протягиваю руку к воде и позволяю каплям стечь с моей руки, просто чтобы убедиться в этом.

Между лесом и рекой галечная отмель – беспорядочно сваленные камни, смытые с гор постоянно меняющимся горным потоком за прошедшие десять лет. Ивы и ольха, ежевика и мох пока еще удерживаются. «Уйдет и это», – шепчет река.

Листья ольхи падают на гальку, их высыхающие края выгнулись, образуя чашечки. Дождевая вода наполнила несколько «чашечек» и окрасилась в красно-коричневый цвет, словно чай, когда из его листьев выделяется танин. Пряди лишайника разбросаны между ними там, куда их унесло ветром. Внезапно меня озаряет, какой эксперимент мне нужно провести, чтобы проверить свою гипотезу. Все материалы аккуратно разложены передо мной. Я нахожу две пряди лишайника, одинаковые по размеру и длине, и подсушиваю, прижав к своей фланелевой рубашке под дождевиком. Одну прядь я кладу в чашечку с листьями красного ольхового чая, а другую макаю в лужу с чистой дождевой водой. Потом медленно поднимаю обе одновременно и смотрю, как на их концах образуются капли. И, конечно же, они разные. Чистая вода образует маленькие быстрые капли, которые стремятся побыстрее стечь. А капли из ольхового «чая» становятся большими и тяжелыми, зависая на какое-то мгновение, пока сила тяжести не сорвет их вниз. Я чувствую, как мое лицо расплывается в довольной улыбке: «Ага! Значит, существуют разные виды капель, в зависимости от взаимосвязи воды и растения. Если у насыщенной танином ольховой воды увеличивается размер капель, то почему бы воде не собрать танины, просочившись сквозь толщу мха, и не сформировать такие крупные капли, которые я и наблюдала?» Одна важная вещь, которой меня научил лес, заключается в том, что не бывает ничего случайного. Все пропитано смыслом и расцвечено взаимоотношениями.

В том месте, где новая галька встречается со старым берегом, под нависающими ветками деревьев возник небольшой пруд. Отрезанный от основного потока, он наполняется за счет подземных вод, которые поднимаются снизу, заполняя этот неглубокий водоем. И маргаритки на лугу с удивлением обнаруживают, что с приходом дождей они ушли под воду на глубину двух футов. Летом на месте этого пруда была цветущая низина, а теперь это заливной луг, что свидетельствует о выходе реки из берегов своего низкого извилистого русла и широком осеннем разливе. В августе это была совсем другая река, а в октябре она стала неузнаваемой. Нужно долго присматриваться, чтобы знать ее, и еще дольше, чтобы представить, какой была река до появления здесь галечной отмели и какой она будет после ее исчезновения.

Возможно, нам не дано понять реку. А как насчет капель? Я долго стою у тихой заводи и прислушиваюсь. Это зеркало дождя, покрытое разводами от его частых и мелких капель. Я пытаюсь распознать шепот дождя среди всех остальных звуков, и у меня получается. Дождик, приход которого сопровождается высоким шипящим звук «шур-р-р», такой легкий, что он лишь слегка размывает, но не искажает отражение в водном зеркале. Над прудом нависают ветви клена завитого, тянущегося к нему с берега, и нижние ветви красного кедра, с галечной отмели склонились над краем молодые побеги ольхи. Вода капает с этих деревьев в водоем, и с каждого в своем ритме. С красного канадского кедра капли стекают в пульсирующем ритме: «пит-пит-пит-пит-пит». Вода собирается на каждой иголочке, но, прежде чем упасть, перемещается к кончику ветки, пробегая по капельной линии, и падает со звуком, рисуя пунктирную линию на воде.

Стебли клена сбрасывают воду совсем иначе. Капли, что стекают с него, крупные и тяжелые. Я наблюдаю, как они формируются, а затем падают на поверхность водоема, ударяясь с такой силой, что издают глухой низкий звук – «блонк». Капли отскакивают от поверхности, и поэтому кажется, что они появляются из-под воды, причем с неравномерным ритмом. Почему эти капли так отличаются от капель, падающих с веток кедра? Я подхожу поближе, чтобы рассмотреть, как вода стекает по клену. Капли формируются не в каком-то произвольном месте на стебле, а там, где остались небольшие утолщения от прошлогодних почек. Струи дождя стекают по гладкой зеленой коре и собираются перед преградой в виде утолщения. Вода скапливается там, пока не начинает переливаться через эту маленькую «плотину», шлепаясь в воду массивной каплей – «блонк».

«Шшшш» – шумит дождь, «пит-пит-пит» – падают капли с кедра, «блонк» – с клена и, наконец, «поп-п» – звук падающих капель с ольхи. С этого дерева капли падают медленно и мелодично. Требуется время, чтобы мелкие дождинки пересекли шероховатую поверхность ольхового листа. Капли здесь не такие большие, как на клене, они не шлепаются, но покрывают рябью поверхность воды, расходясь концентрическими кругами. Я снова закрываю глаза и прислушиваюсь к голосам дождя.

Зеркальная поверхность водоема испещрена следами, каждый из которых отличается ритмом и звучанием. Каждая капля воды уникальна, она меняется в зависимости от того, с кем ее сводит жизнь – со мхом или кленом, еловой корой или моими волосами. А мы считаем эти капли обычным дождем, словно это очень просто и понятно. Я думаю, что мох знает дождь лучше, чем мы, и клены тоже. Быть может, нет такого явления, как дождь, есть только капли – каждая со своей историей.

Когда слушаешь дождь, понятие времени исчезает. Если время измеряется периодами между конкретными событиями, то время падения капель с ольхи отличается от времени падения капель с клена. Этот лес наполнен разными видами времени, как поверхность водоема покрыта разводами от разных видов капель. Еловая хвоя падает с высокочастотным шипением дождя, ветки падают со звуком крупных капель – «блонк», а деревья падают редко, но с громоподобным глухим раскатом. Редко, если только не измерять время с точки зрения реки. Мы думаем о нем как просто