входили подлинные олигархи, такие как Писандр. По этой причине внешний наблюдатель мог видеть в них представителей олигархии. Это объяснило бы, почему позднее афинские демократы на Самосе отправили их в отставку вместе с другими стратегами и теми из триерархов, кого они посчитали ненадежными.

Не менее поразительным является то доверие, с которым демократы относились к триерарху Фрасибулу – убежденному стороннику Алкивиада и одному из первоначальных авторов идеи о привлечении персидской помощи. Он входил в группу из всего четырех афинских лидеров, выбранных для спасения самосской демократии, и это показывает, что, по мнению участников событий, Четыреста не представляли собой однородную массу и что среди них имелись истинные друзья демократии.

Каждый из группы выбранных афинян принялся предупреждать о нависшей угрозе тех афинских воинов, на которых можно было положиться, в особенности моряков с вестового судна «Парал», которые были известны своими демократическими взглядами и ненавистью к олигархии. Леонт и Диомедонт, выходя в море с каким-либо поручением, не забывали всякий раз оставлять на Самосе несколько кораблей для охраны, в число которых обязательно входил «Парал». Поэтому, когда самосские олигархи приступили к перевороту, афинские моряки, и в первую очередь команда «Парала», были наготове и сумели им помешать. Одержав победу на Самосе, демократы казнили тридцать главарей мятежа и еще троих отправили в изгнание, остальным же объявили амнистию. По меркам тех дней они проявили выдающуюся сдержанность, и награда не заставила себя ждать: бывшие сторонники олигархии примирились со своими противниками и «впоследствии вместе с ними управляли государством на демократических основах» (VIII.73.6).

Так как все эти события произошли совсем скоро после переворота в Афинах, на Самосе еще не знали, что в столице воцарилась олигархия. Поэтому, когда «Парал» прибыл в Афины с радостной вестью о победе на острове демократов, его команду немедленно взяли под стражу. Херей, особо ревностный демократ, в одиночку смог скрыться и в спешке возвратился на Самос. Его рассказ о ситуации в Афинах рисовал ее в еще более мрачных тонах, чем то было на самом деле: он сообщал, что людей там наказывают бичеванием, что не допускается никакая критика власти, что женщины и дети подвергаются возмутительному надругательству и что олигархи хотят бросить в тюрьмы, а быть может, и убить родственников самосских воинов, не сочувствующих их делу. По словам Фукидида, «прибавил Херей много и других небылиц». Речь Херея настолько распалила афинских воинов, что те двинулись «на главных виновников установления олигархии и на их пособников», намереваясь забить их камнями до смерти, «но потом упокоились, будучи сдержаны людьми "средними"» (VIII.75.1). «Главными виновниками», вероятно, были люди, близкие к Писандру и Фриниху, а в число «пособников» входили умеренные демократы, такие как Леонт и Диомедонт, коих в минутном порыве отстранили от должности стратегов. К «средним» наверняка относили Фрасибула и Фрасилла, ведь именно они взяли на себя главную роль в происходящем. Они также поспособствовали предотвращению насилия и предоставлению фактической амнистии тем, кто участвовал в олигархическом движении на его ранней стадии. Теперь эти люди вместе со всеми афинскими и самосскими воинами были связаны клятвой «в том, что они останутся верными демократическому правлению и пребудут в согласии, что будут энергично вести до конца войну против пелопоннесцев, что будут врагами Четырехсот и откажутся от всяких сношений с ними» (VIII.75.2). Отныне как самосцы, так и находящиеся на острове афиняне будут вместе бороться против Четырехсот в Афинах и врагов на Пелопоннесе.

Афинские воины на Самосе избрали, помимо прочих, Фрасибула и Фрасилла на замену низложенным стратегам, что было равносильно декларации о суверенитете, провозглашавшей их легитимной властью в противовес олигархическому правительству на родине. Новые лидеры ободряли воинов, заявляя, что именно они, а не афинские олигархи представляют народное большинство, а также флот, без которого невозможно сохранить контроль над заморскими владениями и обеспечить поступление державных доходов. Это Афины отложились от них, а не они от Афин. Действуя с Самоса, они могли заставить олигархов восстановить в Афинах демократию и при этом сдерживать врага. В любом случае, пока у них оставался их мощный флот, они могли чувствовать себя в безопасности.

Тем временем пелопоннесцы на своей базе в Милете, что недалеко от Самоса, столкнулись с собственными проблемами. Под влиянием разгневанных сиракузян многие воины открыто высказывались против своих вождей. Они сетовали на бездействие и возможности, упущенные за то время, пока афиняне были заняты междоусобицей. Они упрекали наварха Астиоха в том, что он уклоняется от битвы и чрезмерно доверяет Тиссаферну. Они были злы и на самого сатрапа за то, что он обещал им финикийский флот и тот так и не появился, а также за недостаточную и нерегулярную выплату жалованья. Они ставили ему в вину, что своим промедлением он намеренно истощает их силы. Уступив этим нападкам, Астиох был вынужден созвать военный совет, на котором было решено дать противнику крупное сражение. Зная о нападении демократов на олигархов на Самосе, пелопоннесцы надеялись застать афинян врасплох в самый разгар их гражданской войны.

Поэтому в середине июня они со всем своим флотом из 112 кораблей двинулись к Самосу. У афинян на Самосе было всего 82 судна, но они вовремя получили сведения о подходе неприятеля и успели послать Стромбихиду в Геллеспонте приказ срочно плыть назад и быть готовым к битве. При появлении пелопоннесцев афинский флот укрылся на Самосе, ожидая возвращения Стромбихида. Пелопоннесцы расположились лагерем в Микале, что на материке напротив Самоса, и готовились выйти в море на следующий день. Однако, узнав о прибытии Стромбихида и о том, что вместе с его эскадрой общие силы афинян теперь насчитывают 108 кораблей, Астиох отступил в Милет. Афиняне бросились его преследовать, надеясь вынудить противника к решающему бою, но Астиох отказался покинуть гавань. Несмотря на внутренние распри, афиняне восстановили баланс сил, имевший место прошлой зимой: афинский флот, хоть и несколько уступавший врагу в численности, вновь господствовал на море.

ФАРНАБАЗ И ГЕЛЛЕСПОНТ

Отступление от Самоса еще больше раздражило пелопоннесских воинов и моряков. Они с удвоенной силой требовали от Астиоха решительных действий, а в это же время невыплата Тиссаферном жалования поставила под угрозу способность наварха содержать флот. При этом Фарнабаз, сатрап северной Анатолии, пообещал взять пелопоннесский флот на содержание, если Астиох приведет его в Геллеспонт. Жители города Византий на Босфоре также просили его прибыть к ним и помочь организовать восстание против афинян. Кроме того, Астиох пока так и не выполнил полученный им из Спарты приказ отправить войско под командованием стратега Клеарха на помощь Фарнабазу. Его политика, заключавшаяся в сохранении присутствия в Ионии и попытках сотрудничества с Тиссаферном, явным образом провалилась, и он больше не мог медлить.

В конце июля Клеарх с эскадрой из сорока кораблей отплыл к Геллеспонту. Страх перед афинским флотом на Самосе заставил его взять курс значительно западнее прямого маршрута. Этот курс увел его в открытое море, и там его внезапно настигла буря – одна из тех, что часто случаются в Эгейском море и представляют большую опасность для трирем. Он отказался от продолжения похода и, дождавшись штиля, смог вернуться в Милет незамеченным. Тем временем десять кораблей во главе с более смелым (или более удачливым) мегарским флотоводцем Геликсом все-таки дошли до черноморских проливов и подняли восстание в Византии. Вскоре на другой стороне Босфора к мятежу присоединились Халкидон, Кизик и Селимбрия.

Эти события в корне изменили всю стратегическую ситуацию, ведь восстания и спартанский флот в проливах ставили под угрозу обеспечение Афин зерном и, как следствие, их способность продолжать войну. Переход пелопоннесцев в сферу влияния Фарнабаза также имел большое значение, поскольку прежде они находились в вынужденной зависимости от ситуативной и ненадежной поддержки Тиссаферна, а все их действия были подчинены его замыслам. С Фарнабазом в роли союзника и казначея пелопоннесцы могли рассчитывать на более внушительные успехи, особенно сейчас, когда они перекрыли жизненно важную линию снабжения афинян.

АЛКИВИАД ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Афиняне на Самосе быстро осознали угрозу, исходящую от этого нового союза, и приняли встречные меры. Фрасибул, который всегда говорил, что возвращение Алкивиада является ключом к победе в войне, наконец заручился поддержкой большинства воинов и добился специального постановления, призывавшего Алкивиада вернуться к своим и предоставлявшего ему юридическую неприкосновенность. Фрасибул лично отправился сопроводить Алкивиада на Самос, «полагая, что единственное спасение их заключается в привлечении Тиссаферна от пелопоннесцев на их сторону» (VIII.81.1).

Однако положение, в котором оказался Алкивиад после своего приезда, отличалось от того, на что он рассчитывал. Многие не доверяли