По этой причине, когда Алкивиад сообщал своим друзьям на Самосе, что может добиться помощи со стороны персов, он, вероятно, и сам верил, что это в его силах. Но теперь, сообщает нам Фукидид, Тиссаферн вернулся к своему первоначальному замыслу, предусматривавшему истощение обеих сторон, и в результате его отношения с Алкивиадом потеряли в прочности.

Переписка между Фринихом и Астиохом уже показала, что за спиной у сатрапа Алкивиад действовал в своекорыстных интересах, плетя тайные интриги вокруг своего возвращения в Афины и никак не сообразуясь с пожеланиями Тиссаферна. Это открытие не могло не пошатнуть доверие сатрапа к своему вероломному советнику и не разуверить его в необходимости помогать Афинам, если, конечно, мысль об этом вообще приходила ему в голову. В настоящий момент Тиссаферн намеревался вернуться к политике нейтралитета, и он наверняка сообщил Алкивиаду об этом решении еще до официальной встречи с Писандром и его спутниками, ведь в ходе аудиенции афинский изгнанник должен был говорить от его имени.

Таким образом, Алкивиад полностью отдавал себе отчет в том, что он не сможет сдержать своих обещаний и что требования Тиссаферна будут неприемлемы. Ему оставалось лишь создавать видимость прежнего благорасположения к нему со стороны сатрапа и пытаться обставить дело так, будто неизбежный провал на переговорах является следствием нежелания афинян идти на уступки, а не плодом его беспомощности. Обсуждения растянулись на целых три встречи. Тиссаферн настаивал на том, чтобы афиняне вернули персам все города на западном побережье Малой Азии, «сверх того прилегающие к ней острова и т. д.» (VIII.56.4). Под этим подразумевалась передача таких богатых и стратегически важных территорий, как Родос, Самос, Хиос и Лесбос, но послы, вопреки ожиданиям, согласились. Тогда на последней встрече сатрап устами Алкивиада потребовал, чтобы афиняне позволили «царю соорудить флот и плавать вдоль их владений, где ему угодно и с каким угодно числом кораблей» (VIII.56.4).

C тех пор как греки одержали победу над персами в 479 г. до н. э., последним не разрешалось иметь боевой флот в Эгейском море или на Геллеспонте. От отсутствия в этих водах персидских кораблей зависела безопасность Афин и их заморских владений. Теперь же сатрап Великого царя настаивал на возвращении к тому положению дел, которое существовало до Персидских войн. Никакое народное собрание в Афинах не приняло бы такие условия по собственной воле, и Писандр со спутниками ожидаемо отвергли их. В гневе афинские послы решили, что Алкивиад обманул их и сам подыгрывает Тиссаферну в его претензиях. Но кое в чем отступник преуспел: афиняне не заподозрили его в неспособности выполнить свои обещания. Вместо этого они подумали, что по каким-то своим причинам он не захотел их выполнять. Так миф о могуществе и влиянии Алкивиада остался неразвенчанным.

Движение за смену демократического государственного устройства Афин тут же столкнулось с кризисом. Из-за нежелания или неспособности Алкивиада обеспечить персидскую помощь его план окончательно потерял всякую привлекательность в глазах умеренных, таких как Фрасибул. В дальнейшем Фрасибул будет иметь дело с этим движением лишь в качестве его главного противника, при этом ему, скорее всего, удалось увести за собой в оппозицию еще нескольких членов группы. Прочие же никогда не любили Алкивиада и через какое-то время решили «оставить Алкивиада в покое, так как он не желал примкнуть к ним (да и вообще они не считали его подходящим для олигархии)» (VIII.63.4). Они окончательно расстались с надеждой на персидскую помощь, но при этом решительнее, чем когда-либо, были настроены на ликвидацию демократии: после всего, что уже было предпринято ими ради достижения этой цели, они стали ощущать угрозу для себя лично.

РАЗНОГЛАСИЯ СРЕДИ ЗАГОВОРЩИКОВ

К этому времени участники движения уже публично заявили о своем намерении сменить государственный строй. Было еще не поздно отказаться от плана, сославшись на то, что Алкивиад ввел их в заблуждение или что он не в силах выполнить свои обещания. Именно так поступили триерарх Фрасибул и другие умеренные, после того как переговоры с Алкивиадом и Тиссаферном закончились провалом.

Некоторые из тех, кто остался верен движению, являли собой настоящих поборников олигархии, главной целью которых была резкая смена формы правления сама по себе. Другие же не разделяли столь крайних взглядов, но лишь были глубоко разочарованы пороками радикальной демократии и опасались ее дальнейших неверных шагов. Вероятно, последние также уверили себя в том, что государству нужно придерживаться строгой экономии, что было несовместимо с выплатой жалованья тем, кто занимает государственные должности и состоит на службе.

Однако обе эти группы оказались в весьма затруднительном положении. Они больше не могли делать вид, что стремятся добиться изменений в позиции Персии. Уход Фрасибула гарантировал, что имена заговорщиков станут известны их противникам, которые к тому же обретут хорошо осведомленного и талантливого лидера в лице самого Фрасибула. Тем, кто продолжал придерживаться прежнего курса, после того как исчезли последние надежды на помощь персов, грозило оказаться в роли врагов демократии и потенциальных тиранов, и эта роль становилась бы заметнее с каждым днем. И все же они решили поддерживать движение на плаву, тратя на него собственные деньги и неся все прочие издержки, но ни в коем случае не уступать Спарте.

Для коалиции пришло время уйти в подполье и превратиться в группу заговорщиков. Они определили три цели, достижение которых обещало им полный успех: взять под контроль базу флота на Самосе, создать благоприятные условия для олигархических переворотов по всей державе и, наконец, установить олигархию в Афинах. Следуя этому плану, они попытались заручиться на Самосе поддержкой гоплитов и крестьян, не так сильно привязанных к радикальной демократии, как те, кто служил во флоте. Они вступили в сговор с «влиятельнейшими гражданами» острова, чтобы учредить на нем олигархию.

Тем временем по завершении переговоров с Тиссаферном Писандр с половиной послов отплыл в Афины, заходя по пути в подконтрольные державе города и вводя в них олигархический строй. Остальные пять послов рассеялись по Эгеиде с той же целью, но в процессе столкнулись с трудностями. На Фасосе одному из заговорщиков, стратегу Диитрефу, вначале удалось свергнуть демократию и установить олигархическое правление. Однако вскоре, несмотря на установление олигархии в самих Афинах, фасосские олигархи, объединив усилия с олигархами в изгнании, стали укреплять свой остров на случай возможного нападения афинян и призвали к себе флот под командованием коринфского военачальника Тимолая. Олигархи Фасоса больше не нуждались в навязанной им извне «аристократии», имея шансы на «освобождение» в союзе со спартанцами (VIII.64.4).

Развитие событий на Фасосе подтвердило правоту Фриниха, который предупреждал, что одной лишь замены демократии олигархией может оказаться недостаточным для того, чтобы заставить зависимые государства смириться с афинским господством. Фукидид отмечает: «Лишь только они получили рациональный образ правления и перестали опасаться за самих себя, они обратились к настоящей свободе, не отдавая предпочтения обманчивой законности (эвномии), предлагаемой им афинянами» (VIII.64.5).

ДЕМОКРАТИЯ СВЕРГНУТА

Несмотря на эту неудачу, Писандр не терял надежды на успех. В Афинах нанятые им радикалы из числа молодых аристократов уже расправились с несколькими ведущими демократами. Одним из загубленных был Андрокл – самый популярный на тот день политик, убитый не только потому, что он был «демагогом», то есть народным лидером, но и для того, чтобы угодить Алкивиаду. По-видимому, исполнители еще не знали об изменении ситуации и о новых целях лидеров заговора, так как выдвигали старую программу, соответствовавшую требованиям умеренных. Они призывали сограждан прекратить выплату жалованья всем, кроме тех, кто несет военную службу, а также ограничить число полноправных граждан не более чем 5000 человек, имеющих статус гоплита или выше.

В то же время эти молодые аристократы выборочно устраняли и других людей из числа своих политических противников, чему умеренные вряд ли были рады. Помимо Андрокла, «тайно умертвили они и нескольких других неудобных для них граждан» (VIII.65.2). Эти убийства были частью политики террора, имевшей целью ослабить оппозицию и облегчить свержение демократии. Народное собрание и Совет продолжали проводить заседания, но теперь их повестка определялась членами движения. Они же были единственными, кто выступал с речами, поскольку несогласных удалось принудить к молчанию страхом: «Если же кто и осмеливался возражать, то тем или другим подходящим способом его немедленно умерщвляли» (VIII.66.2). Убийц никто не преследовал, их не подвергали допросам и арестам, им не предъявляли обвинений, и их не судили. Никому не доверяя, члены демократической партии боялись говорить друг с другом откровенно, ведь даже хорошо известные политики-«демагоги», такие как Писандр и Фриних, оказывались среди лидеров новой олигархии.

Так заговорщики создали