Шрифт:
Интервал:
Закладка:
176
Родошто, 15 februarii 1749.
Сегодня буду писать о полулюдях, то есть о кастратах, поскольку у султана есть два вида кастратов: белые и черные. Главные служащие внутреннего двора султана — в основном кастраты; первый священник султана и священник султанских церквей — тоже кастраты.
Черные кастраты поставлены служить женщинам. Эти полностью оскоплены, и более жутких и отвратительных, чем они, нигде не увидишь. Начальник над ними — кизляр-агаши[543].
Кажется, здесь можем мы поговорить и о девицах при дворе султана. Все это — рабыни из разных стран; отбирают туда самых красивых.
Все они разделены на два дома, как слуги. Занятие у них — шитье. У каждой — отдельная постель, но через каждые пять постелей спит очень внимательная старуха. Этих девиц учат музыке и танцу. Мать султана выбирает из них в служанки тех, кого захочет. А старуху, которая ими командует, называют каден-киая[544], мать девиц.
Когда султан хочет выбрать себе кого-нибудь из них, их выстраивают в ряд, и той, которая ему понравится, он бросает платок, и ее с почетом ведут к султану. Если она, к своему счастью, рожает ему первого сына, ее коронуют, и она носит имя хасаки султана[545]. Другие, ежели даже и родят сына, этого имени уже не носят.
После смерти султана жены могут покинуть двор; но те, у кого есть здесь сын, на всю жизнь остаются при дворе, ежели только сын сам не станет султаном. Отсюда видно, что внутренний двор султана подобен школе, где соблюдают строгий порядок. После этого речь пойдет о внешнем дворе султана.
177
Родошто, 21 junii 1749.
Перейдем к женским делам и начнем с великого визиря, которого турки называют визир-азем[546], то есть глава совета. Султан отдает ему в руки почти всю свою власть, ему же отдает свою большую печать, на которой выгравировано его имя. Эту должность ввел еще первый Амурат. Есть еще шесть визирей дивана, которые в диване дают совет лишь тогда, когда визирь попросит такого совета.
Двор визиря — настоящий княжеский двор. На больших церемониях он носит на треугольной чалме два пера, а султан — три. Перед визирем несут три конских хвоста, такого почета удостоены лишь трое башей во всей империи. Поскольку он представляет султана, каждый может прийти со своими спорными делами к нему; четырежды в неделю при дворе он собирает диван при дворе султана, а дважды — в своем доме. Как ни всемогущ визирь, но он не может казнить башу без письменного распоряжения султана, и даже янычара без разрешения его командира, хотя каждая просьба должна проходить через руки визиря. Если случается, что с кем-нибудь совершили большую несправедливость, в которой замешан и визирь, тогда можно позвать его к султану, поместив ему на голову огонь, и так пойти ко двору султана искать справедливости.
Жалованье визиря — только двадцать тысяч талеров в год, но подарки, которые дают баши со всех провинций, и большие деньги, которые он берет у всех, у которых есть какое-то дело в Порте, — все это составляет огромное богатство, которое султан делает невидимым, потому что сокровища эти пойдут в его сундуки.
Есть еще высокие должности после визиря, например, беглербеги[547], то есть губернаторы провинций. У всех у них три бунчука, и они распоряжаются как военными делами, так и законами. Анатолийский беглербег — самый первый, ему на год полагается небольшая сумма в один миллион. Всего в стране двадцать два беглербега. У каждого из этих губернаторов свой муфтий, рез-эфенди, канцлер, тефтердар, казначей.
Как не помянуть тут и о валашских и молдавских господарях? Из них молдавский — первый и более бедный; молдавский дает султану шестьдесят тысяч талеров, ну и туда же идут бесчисленные подарки по всякому случаю; валашский воевода — сто тридцать тысяч талеров. Раньше турки были так простодушны, что собирать налоги ездили сами. И вот нашелся один валашский господарь, который послал следом за турками своих людей, и те, переодевшись разбойниками, отобрали у них все деньги. После двух или трех таких случаев у турок открылись глаза, и теперь собранные налоги везут в Константинополь люди господаря. Если не довезут, то султан ущерба не понесет.
178
Родошто, 21 oktobris 1749.
Здесь не приходится опасаться,