патриарха Новоспасский архимандрит Никон и вел с ним продолжительные беседы, после чего будущий московский патриарх окончательно сделался завзятым грекофилом. Но московское правительство не довольствовалось такими расспросами и беседами; когда Паисий собрался в обратный путь, царь и патриарх Иосиф послали с ним своего доверенного человека, который должен был на месте ознакомиться с положением восточных церквей, их святынями и обрядовыми правилами. Выбор их пал на Арсения Суханова, строителя Богоявленского монастыря, помещавшегося в Кремле и служившего подворьем Троице-Сергиевой лавры.

Этот Арсений Суханов, происходивший из бедных городовых дворян тульской украйны, отличался любовью к книжному и летописному делу, был архидиаконом при патриархе Филарете и после его кончины поселился в Пудовом монастыре. В то время возобновились сношения с Москвой Грузии, постоянно искавшей у нас защиты против мусульманских своих соседей, персов и турок. Грузинский (собственно кахетинский) царь Теймураз прислал в 1637 году к Михаилу Федоровичу посольство с просьбой принять его в свое подданство и помочь ему против внешних врагов. В ответ на эту просьбу из Москвы отправлено было посольство в Грузию, с князем Федором Волконским во главе; в числе духовных членов этого посольства находился и Суханов. Оно должно было уведомить грузинского царя о принятии его под московскую руку и привести к присяге, а затем собрать всякие сведения о Грузинской или Иверской земле. Духовные члены посольства имели особое поручение рассмотреть состояние там православной веры и указать грузинам на те неисправления, которые окажутся в церковных правилах и обрядах, чтобы впредь не было у них «никакой розни с соборною и апостольскою церковью». При сем они должны были осмотреть святыни Грузии и особенно проверить рассказы грузин о Ризе Господней, которой часть была прислана шахом Аббасом Михаилу Федоровичу и которая будто бы хранилась в Мцхетском соборном храме. Духовные лица действительно нашли там и указали много неправильностей в обрядах; но ризы Господней не могли видеть, потому что Мцхет был тогда занят персами. Посольство воротилось в 1640 году. Арсений Суханов, таким образом, имел уже опытность относительно путешествия и собирания сведений в далеких странах; кроме того, при своей любознательности он успел обучиться греческому языку, столь важному для знакомства с восточными церквами. Теперь с ним отправились на Восток несколько помощников из духовных лиц и клириков, в том числе троицкий черный дьякон Иона Маленький, описавший потом свое хождение в Иерусалим и Царьград. Но так как патриарх Паисий задержался почти на два года в Молдо-Валахии, то и Арсений Суханов оставался здесь и проживал или близ Ясс в патриаршем Варнавском монастыре или в Терговище вместе с патриархом Паисием. Часть этого времени он употребил на дела политические, ради которых даже ездил в Москву, сообщал там вести о польско-казацких делах и пребывании на Украйне известного самозванца Тимошки Акиндинова; о выдаче последнего он хлопотал в Чигорине у гетмана Хмельницкого, но безуспешно.

Во время пребывания Суханова в Молдо-Валахии у него произошло вероисповедное столкновение с греками; хотя он был послан именно за тем, чтобы удостоверить чистоту их православия.

В марте 1650 года, проезжая из Ясс в столицу Валахии Терговище, где тогда находился патриарх Паисий, старец Суханов остановился на ночлег в одном сербском подворье святогорского Зографского монастыря. Тут сербский игумен рассказал, как незадолго до того на Афоне в этом именно монастыре греческие монахи набросились на одного старца-сербина за то, что он крестился двумя перстами. Старец в доказательство своей правоты сослался на старинную сербскую рукопись и на книги московской печати (Кириллова книга, Псалтырь и пр.). Греки объявили двуперстие ересью и сожгли московские книги вместе с сербской рукописью; едва не сожгли и самого старца. Игумен, рассказав это событие, жаловался вообще на греков, на их гордость и вражду к славянам, над которыми они хотят всегда властвовать. На Арсения Суханова эти речи и самый рассказ о сожжении московских книг произвели сильное впечатление. Проживая в Терговицком греческом монастыре в ожидании совместного с патриархом Паисием отъезда в Иерусалим, он несколько раз вступал с греками в горячие прения о вере. Они начались с вопроса о перстосложении для крестного знамения. Арсений отстаивал двуперстие, которое водворилось на Руси со второй половины XV века и было подтверждено Стоглавом. Оно же господствовало в Малой России и в Сербии. А греческие монахи, с самим патриархом во главе, называли такой обычай еретическим и защищали триперстие, называя его исконным и настоящим в христианской церкви. В действительности оба способа употреблялись в ней в различное время и у разных народов. Сами греки в X–XII веках употребляли двуперстие, которое от них перешло отчасти и к славянским народам. Поэтому спор, не имея под собой твердой исторической почвы, не приводил ни к какому решительному выводу. Среди терговицких греков находился ученый дидаскал Паисий Лигарид; патриарх потребовал, чтобы он в писаниях Св. Отец отыскал доказательства в пользу триперстия; но Лигарид отказался и даже склонился на сторону Суханова. Прения не ограничились одним перстосложением, а коснулись и других обрядовых сторон. Между прочим, русский монах упрекал греков за то, что они крестятся не троекратным погружением, а чрез обливание или окропление, что они молятся в одной церкви вместе с еретиками армянами, римлянами и прочими; вообще указывал на порчу греческих церковных преданий во времена турецкого ига и ставил русское православие выше греческого. Но в Москве, куда опять ездил Арсений по делу вора Тимошки и где доносил о своих прениях, не одобрили его неприязненного к грекам отношения и приказали быть сдержаннее.

Не дождавшись отъезда патриарха Паисия, Арсений Суханов весною 1651 года без него отправился в Царьград, а оттуда морем в Египет, где беседовал с александрийским патриархом, и только осенью сего года он достиг Иерусалима. Здесь он пробыл более полугода, в ожидании праздника Светлого Воскресения, так как имел от царя поручение главным образом проверить чудо явления Святого огня в Великую субботу. Повинуясь московскому внушению, Арсений теперь держал себя смирно по отношению к грекам и особенно к патриарху Паисию, вернувшемуся в Иерусалим. Но он продолжал тщательно наблюдать за греческими обрядами и обычаями и вести свои записки, которые потом сделались известны под именем Проскинитарий. В последнем он откровенно говорит о многих церковных нестроениях и беспорядках, особенно поражается недостатком благочиния и опрятности в храмах. Он подробно рассказывает о выходе патриарха из часовни Гроба Господня с пуками горящих свеч и зажигании их у народа, но ничего не говорит о самом чуде, то есть о явлении огня внутри часовни. Вероятно, свои наблюдения на этот счет он сообщил изустно в Москве,