церковных вопросах, а особенно при выборе лиц, назначаемых на места архиереев, архимандритов, игумнов и тому подобного. Властолюбивый патриарх, ревниво относившийся к своей власти и к царской дружбе, воспользовался первым удобным поводом, чтобы разгромить кружок. Зимой 1653 года перед Великим постом Никон разослал по церквам «память», то есть распоряжение, о том, чтобы во время молитвы «Господи Владыко живота моего» клали четыре земных поклона вместо вошедших в употребление семнадцати, а остальные делали в пояс, и потом, чтобы вообще крестились не двумя перстами, а тремя. Это распоряжение тотчас подверглось осуждению протопопов-ревнителей, которые назвали его даже «непоклонническою ересью». Аввакум и Даниил подали государю челобитную о поклонах и перстосложении; но не получили никакого ответа. Логгин обличал Никона в «высокоумном и гордом житии». С него и начал мстительный патриарх. От муромского воеводы поступила жалоба на Логгина, который при посещении воеводского дома укорил жену воеводы за то, что она набелена; а когда ему возразили, что белила употребляются и при писании святых икон, то протопоп будто бы изрек хулу и на иконы. Летом того же 1653 года Никон по этой жалобе судил Логгина на освященном соборе и, не исследуя справедливость ее, отдал его приставу на истязание. Иван Неронов горячо вступился за осужденного, потребовал предварительного розыска и пожелал участия царя в соборе. Вероятно раздраженный его противоречиями, Никон сказал что-нибудь лишнее. По крайней мере, Неронов вместе с ярославским протопопом Ермилом донес царскому духовнику и самому царю, будто патриарх позволил себе замечание в том смысле, что не нуждается в царской помощи, и выразил это в очень грубой, дерзкой форме. Как на свидетеля этих слов, они ссылались на ростовского митрополита Иону. Но когда Никон вновь созвал у себя в Крестовой освященный собор и жаловался на Неронова за взведенную на него клевету, митрополит Иона после некоторого колебания подтвердил, что это действительно была клевета. Тут Неронов вошел с Никоном в резкие пререкания, осыпал его укорами за измену прежним друзьям и за жестокие поступки, уличал его в том, что он хулит теперь соборную Уложенную книгу, под которой прежде сам подписался в числе других и тому подобное. На попытки сторонников и прислужников Никона громкими укоризнами остановить и пристыдить Неронова сей последний отвечал: «Что вы кричите и вопите? Я не во Святую Троицу погрешил и не похулил Отца и Сына и Святого Духа, но похуляю ваш собор». За такое дерзновение Неронова присудили послать в монастырь на смирение и лишить скуфьи. Сначала его держали в Новоспасском, потом перевели в Симонов монастырь; наконец, сослали в Спасо-Каменскую обитель на Кубенском озере (Вологодская губерния) под строгое начало с присуждением исполнять черные работы.

Протопопы Аввакум и Даниил пытались в защиту Неронова подавать челобитную царю через его духовника. Но Стефан Вонифатьев в этой распре не пошел за бывшими своими друзьями против патриарха и уклонился. Челобитная с подписью многих прихожан была подана через других людей; но государь отдал ее Никону, чем ясно подтвердил свое полное к нему доверие и поощрил его к дальнейшей энергичной борьбе с противниками. Аввакум вздумал продолжать свои поучения народу в Казанском соборе; но причт ему не позволил. Тогда он самовольно устроил молельню в сушиле на дворе отсутствующего Неронова, привлек сюда часть своих прихожан, главным образом подписавших челобитную, и стал служить всенощную. По доносу того же причта посланы были стрельцы, которые забрали под стражу Аввакума и челобитчиков. Последних Никон во время литургии предал анафеме и отлучил от церкви; а с непокорными протопопами расправился особо. Даниилу Костромскому и Логгину Муромскому он в разные дни «остриг голову» торжественно в соборном храме в присутствии царя и снял с них священническую однорядку; первого сослал в Астрахань, а второго в муромскую деревню к его собственному отцу. Спустя несколько времени Аввакума привели из Андроньева монастыря, то есть из места его заключения к Успенскому собору, где патриарх совершал литургию (15 сентября 1653 г.). Но когда юрьевского протопопа подвели для расстрижения, царь сошел со своего места и, приблизясь к патриарху, упросил его пощадить Аввакума. Сей последний с женой и детьми был сослан в Тобольск, где ему дозволили священствовать.

Иван Неронов, узнав о ссылке трех друзей, в свою очередь написал из своего спасо-каменского заточения письмо к царю с ходатайством об осужденных и с мольбой прекратить опасный для церкви раздор. Духовник Стефан, очевидно по желанию благодушного Алексея Михайловича, попытался стать посредником, убеждал Неронова и его друзей смириться и покаяться, обнадеживая в таком случае прощением патриарха. Неронов отвечал обширным посланием, в котором доказывал, что, наоборот, Никон должен покаяться и просить у них прощения. Царь через того же духовника запретил писать к себе. Но упрямый и плодовитый протопоп одно за другим присылал свои полемические письма Вонифатьеву, рассчитывая, что он все-таки покажет их царю, и, кроме того, обращался с челобитьем о ходатайстве за осужденных друзей к царице Марье Ильиничне, которая благосклонно относилась к ревнителям, бывшим членам кружка, и, может быть, немало способствовала тому, что сам царь иногда заступался за них перед суровым патриархом. Видя, что пребывание на Кубенском озере не мешает Неронову сноситься со своими единомышленниками, вести устную и письменную полемику против церковных распоряжений патриарха, распространять ее в народе, Никон велел перевезти его на далекий север и заточить в Кандалакшский монастырь, там держать на цепи и не давать ему чернил.

Так мало-помалу возгорелась борьба между Никоном и прежними его приятелями, то есть ревнителями благочестия. Никон, как почитатель греков и киевских ученых, при исправлении церковных обрядов и обычаев встречает упорное сопротивление со стороны приверженцев русской старины, которые сами проповедуют улучшение народной нравственности и введение церковного благоустройства, но по чистоте православия Московско-Русскую церковь считают выше Греческой и Киевской и отрицают как ересь всякую даже мелочную перемену в установившихся обрядовых и вероисповедных правилах. Это представители крайней охранительной (консервативной) партии, которых выставила старая областная Русь, – люди упорные, стойкие и готовые на мученичество ради своих убеждений. Столкновение, как мы видим, вначале имело по преимуществу личный характер; но скоро перешло на общественную и принципиальную почву и благодаря неуступчивости и нетерпимости обеих сторон крайне обострилось.

Видя, какое охуждение и сопротивление со стороны ревнителей и их единомышленников встречает предпринятое исправление церковных обрядов и богослужебных книг, Никон решил придать этому исправлению авторитет высшей духовной власти, то есть соборной. По его просьбе весною 1654 года царь созвал в Москве Всероссийский церковный собор, под своим председательством, из митрополитов, епископов, игумнов и протоиереев, всего 34 духовных представителя, кроме царских