"Я знаю", - сказало оно и посмотрело вниз на разрушенный лагерь и кости того, кому поклонялся до этой ночи. "Ты убил его".

Я покачал головой. "Veih. Это был не я".

"Вас было двое", - сказало оно. "Я видел. Мы все видели".

"Я только… выиграл нам время".

"Ваши люди убили его", - сказал Рамантану. "Ваше оружие".

"Да", - сказал я, прошептав это слово на своем родном языке. На языке сьельсинов не было слова "да", только резкий выдох. Я издал этот звук и сказал: "Думаю, они это сделали".

Один из сьельсинов поднял ко мне лицо. "Он не был богом?"

"Нет", - ответил я. Про себя я не был так уверен. Когда Ушара держала меня в воздухе, прижимая к себе, я чувствовал ее ярость, ее муки, ее боль.

Ina sippirāti sha dāriātim annepish.

"Я была создана на заре мира", - сказал я, переводя - хотя это был язык, который я никогда не учил.

"Дейн?" Рамантану смотрел на меня, склонив голову набок.

Я заговорил на родном языке ксенобита, подняв на него глаза: "Raka kasamnte".

Это ерунда.

Ушара сказала, что она создана. Создана. Задумана. Тихим? Похоже, что так. И все же Тихий и Наблюдатели враждовали с самого начала времен. Зачем ему понадобилось создавать их, если только для того, чтобы бороться с ними на протяжении бесчисленных триллионов лет? Я чувствовал ответ в себе, оставленный там… Ушарой? Самим Тихим? Но я не мог его найти. Я помнил, что знал больше, помнил, что был ею, но эти воспоминания были затуманены, как от алкоголя, и я не мог их вызвать.

Лишь постепенно я понял, что Ушара на какое-то время овладела мной, как Кхарн Сагара овладел гомункулом Наей, как червь Урбейна овладел биологической схемой разума Валки. Ушара ушла, покинула меня, но ее отпечатки остались, впечатавшись в мягкую материю моего мозга.

"Это был не тот бог, которому стоило служить", - сказал я своим соратникам-сьельсинам.

Рамантану стоял неподвижно, как камень. Через некоторое время он поднял лицо к утреннему небу, глаза сузились до щелей. Затем он порылся в чехле на поясе и вытащил пару предметов, похожих на очки ювелира. Один за другим капитан прикрепил их к глазам, раздувая щелевидные ноздри. "Я видел бога", - сказало оно. "Многие ли из Народа могут сказать это?" Он посмотрел на своих спутников. "Я сражался с богом и остался жив".

Один из остальных прикрыл глаза. "Мы должны были быть мертвы".

"И все же мы не мертвы, Отомно!" - возразил Рамантану. "Бог убил бы нас, если бы не Утаннаш и его Oranganyr, его чемпион. Наш принц!" Тут Рамантану указал на меня. "Ты видел, как он изгнал бога с неба! Видел, как он был в двух местах одновременно! Это чудо! Чудо Утаннаша!"

"Koramsamte wo!" - сказал другой из пятерых. "Чудо, говоришь? Ложь! Ты забыл, кто такой Утаннаш, Рамантану? Это не-бог, повелитель лжи! Ты обманут!"

Рамантану зарычал, поворачиваясь к своему подчиненному. "Это не обман, Эгазимн! Это победа! Марло - аэта!"

"Этот юкаджи - не аэта!" - сказал тот, кого звали Эгазимн.

"Он убил Улурани! И Отиоло!" сказал Рамантану. "Он аэта по ikurratimyr и anabitimyr!"

Право крови и могущества.

Тот, кого звали Эгазимн, плюнул на песок у моих ног.

Рамантану схватил Эгазимна за рога, потянув его вниз, чтобы поднять колено и ударить Эгазимна по лицу. Младший сьельсин споткнулся и упал на колени. Остальные трое смотрели, как Рамантану пинком отправил подчиненного в пыль и положил когтистую лапу на щеку избитого Бледного.

"Ты мой, Эгазимн, - сказал Рамантану. "Думаешь, смерть Музугары положила конец твоему рабству? Ты мой, и ты будешь повиноваться. Теперь мы принадлежим Марло. Он - ба-аэта. Наш повелитель. И если Утаннаш - великий бог, то он будет нашим богом".

"Хватит!" Сказал я, не вставая. "Хватит драться". Я отвернулся, вглядываясь в пустыню. Она была плоской и широкой, и белой, как алебастр, в лучах нового солнца.

Остановившись, Рамантану убрал ногу с лица Эгазимна.

Как мне было удержать их?

Они считали меня великим принцем, королем человечества, но у меня не было ни положения, ни власти, ни дома, ни свиты. Ни армии. Ни командования. "Троглита" была уничтожена. То немногое, что осталось от АПСИДЫ в системе, подчинялось А2, а не мне. Из всех людей на Сабрате, из всех людей в мире единственными, кого я мог с полным основанием назвать своими, были Кассандра и Нима. Ирчтани подчинялись мне, действуя из чувства религиозного долга, мало чем отличаясь от самого Рамантану, но они были подотчетны имперской иерархии, легионам, АПСИДЕ.

Эти пятеро сьельсинов, скорее всего, дезертировали только для того, чтобы умереть. Наградой им будет Белый Меч. Виселица. Расстрельная команда.

Видя их, я не мог подавить в себе отвращение и глубокую неприязнь. Они противоречили тому ребенку, которым я был, - ребенку, которого я считал давно умершим, - и надежде на лучший мир.

На лучшие миры.

Я бы попытался спасти их, если бы мог.

Рамантану протянул руку, чтобы помочь мне встать.

Я принял ее и чуть не упал, когда встал.

Капитан поддержал меня, и я сжал руки, чтобы они не дрожали.

Это яд, решил я. Должен быть. Я чувствовал себя таким слабым.

Я стоял, покачиваясь, стараясь не упасть. Я смотрел на Mare Silentii, Океан Безмолвия, и чувствовал, как утренний ветер обдувает мое лицо.

"Что это там?" Я указал пальцем.

На дюнах было что-то красное.

"Дейн?" спросил Рамантану. "Ti-saem gi ne?"

"Там!" Я снова указал пальцем, вытянув руку в линию.

"Я этого не вижу".

"Вон там!" Я ткнул пальцем, словно это был меч.

Лишь с запозданием я вспомнил, что сьельсины не видят красного, и его серый цвет не выделяется на фоне белого и темного цвета пустыни.

Но я видел его на расстоянии мили или больше.

Я бросил взгляд на небо. Пока не было видно ни "Аскалона", ни спускающегося флота Халла. Пока нет.

"Помоги мне", - сказал я.

В конце концов, это был не тот день, когда я умру.

* * *

Необходимость заставила меня прислониться к Рамантану, и мы медленно двинулись к лежащему на дюнах объекту. Прошло больше часа, но мы добрались до места, где лежал предмет, и я увидел, что это именно то, чего я ожидал… и боялся.

Тело лежало под выступом вздыбленной обширной дюны, на которой я сидел и ждал конца, который никак не наступал. Там песок был