– Муравьи что-то разбегались, – сказал он, стряхивая с руки воображаемого муравья, – наверно, муравейник рядом. Пойдем, Мариночка, проведаем Берту, да я тебя провожу, а то назавтра уроков тьма. А я за них еще не брался.

Расстались они прохладно. Правда, Дима, как всегда, поцеловал ей ладошку и посмотрел ласково в глаза. Но она не улыбнулась в ответ, – молча кивнула и убежала в подъезд.

«Обиделась, – огорченно подумал Дима, – а за что? Что он сделал не так? Слегка изобразил ревность. Похвалил ее стихи. Что еще? Дал понять, что надеется на большее. Вроде обижаться не на что. Н у, да ладно, главное, ее тетрадки у него. Пару дней он выдержит, потом позвонит. За это время она должна соскучиться».

Расстроенная Маринка, придя домой, бухнулась на диван и долго лежала, глядя в потолок. Наконец отец возмутился:

– Не представляю, как можно целый час бездумно валяться, глядя в одну точку? Тебе что, заняться нечем? Так возьми книгу или, на худой конец, телевизор включи. А лучше пойди матери на кухне помоги.

– Почему бездумно? – обиженно размышляла Маринка. – Очень даже думно! Если я лежу молча, это не значит, что я ни о чем не думаю. Как раз наоборот. Но разве они поймут? Для них все мои переживания – полная ерунда. Какие все-таки эти взрослые – что родители, что учителя – странные. Все у них наизнанку – то, что для нас самое главное, они считают чепухой, а на что не стоит даже внимания обращать – самым важным, важнее всего на свете.

Взять, к примеру, вчерашний случай с Сашкой Олениным. Как физичка на него орала, что он учебник забыл! Как же это он будет решать задачи, глядя через плечо к соседу? Решать по одному задачнику – с ее точки зрения – все равно что сидеть вдвоем на одном стуле. Ну и что? Им случалось и втроем сидеть на одном стуле. И вообще – нужны Оленю эти задачи! Он их как не решал, так и не будет решать. С доски спишет, а на контрольной передерет у кого-нибудь. Для него сейчас куда важнее проблемы с Иркой. Вот что действительно важно.

Или взять ее, Маринку. Сейчас для нее самое главное – главнее ничего и быть не может, – как относится к ней Дима Рокотов? Кто она ему – поставщик стихов для его песен или нечто большее? Но разве кто-нибудь из взрослых это поймет? Для них же важнее учебы ничего нет.

«Нравлюсь я ему или не нравлюсь? – мучительно размышляла Маринка. – Вроде бы нравлюсь. Но мы уже знакомы почти два месяца. Сегодня было восьмое наше свидание, – а он все топчется на месте. Другие едва ли не с первого раза начинают целоваться, а этот – все только в ладошку. Хотя, может, он и прав? Если не уверен, что любишь, зачем целоваться?

Но что же мне делать? Перестать с ним встречаться? А как я ему это объясню? Продолжать? Но, может, он меня просто использует, как автора, – и все?»

Сделаю так, – решила она, если он меня еще раз пригласит на свидание, откажусь. Пару раз откажусь под удобным предлогом и посмотрю на его реакцию. Если он хоть немного в меня влюблен, то должен по-настоящему огорчиться и настаивать на встрече, искать ее. А если нет, легко согласится встретиться когда-нибудь потом.

Но на душе у нее скребли кошки. Все-таки Дима ей нравился – и с каждой встречей все больше. Новое, незнакомое чувство, высокое, как океанская волна, накатывало на нее. Она боялась этого чувства и одновременно стремилась к нему, хотя понимала, что если оно ее захлестнет, то с головой.

Три дня от Димы не было ни слуху, ни духу. Маринка выжидающе смотрела на телефон, но он молчал. С Геной она так и не переговорила – тот все время крутился возле Лены. Наконец она решила позвонить Гене сама.

– Маринка, прости меня, – сразу извинился Гена. – Сам не знаю, чего я на него окрысился. Слишком он хорош – даже завидно стало. Держи его покрепче и никому не отдавай. Мировой парень!

Гена сознательно кривил душой – он говорил совсем не то, что думал. Но своя рубашка ближе к телу. Пусть Маринка побыстрее заполучит этого Диму со всеми потрохами – меньше опасности он будет представлять для него, Гены.

– Нет, ты вправду так думаешь? – обрадовалась Маринка. – А мне показалось, что он тебе не понравился. Знаешь, он меня к тебе приревновал.

– Это хорошо, – одобрил Гена, – ревнует, значит, любит. И почему он мне должен нравиться? Он тебе должен нравиться, а мне он до фени. Смазлив, но держится достойно, за словом в карман не лезет. И похоже, спорта не чурается – мускулы у него ничего. В общем, для тебя – в самый раз. Выбор одобряю. Дерзай!

– Ген, а можно с тобой посоветоваться?

– Конечно, подруга. Я весь внимание.

– Понимаешь, мы с ним столько встречаемся, а он меня – только в ладошку, и все. Я уже думаю: может, он со мной только из-за стихов? А так – может, я ему и не нужна вовсе?

– Понимаю. Но если бы только из-за стихов, так он мог просто попросить их у тебя. Еще тогда – во Дворце. Ты ведь не отказала бы?

– Конечно, нет. Знаешь, как приятно слышать песни на свои слова.

– Вот видишь! Значит, ему еще что-то нужно от тебя, кроме стихов. Может, ты ведешь себя, как недотрога? Вот он и не решается к тебе подступиться.

– Да нет. Веду себя нормально. Улыбаюсь ему. И руку не отдергиваю. Нет, дело не в этом.

– А он тебе как – очень или так себе?

– Очень! Нет слов – как! Он все время перед глазами – ничего с собой не могу поделать. Уроки уже на ум не идут. Как я теперь тебя понимаю! – ты даже представить себе не можешь! Но тебе легче – ты мужчина, ты имеешь право сделать первый шаг. А я должна лишь молча ждать: позвонит – не позвонит, скажет – не скажет. Так устаешь от этого.

– Ага, нашла, кому завидовать. Ты все-таки с ним встречаешься и определенно нравишься ему. А тут столько лет – и сплошной туман. Такая безысходность – хоть волком вой! Я же без нее не могу жить – хоть ты это понимаешь?

– Геночка, конечно, понимаю. А ты думаешь, она не понимает? Еще как понимает! Знаешь, как она тебе сочувствует!

– Плевал я на ее сочувствие. Постой! Она тебе сама это сказала? Что сочувствует?

– Да – мы с ней как-то говорили о тебе. Она все понимает. И как ты ее любишь, и как она обязана тебе. Но… понимаешь, Гена, она не знает… сама не знает, чего хочет. Тем более ты должен добиваться ее. А то узнает… не то что надо. Не подпускай к ней никого.

– А как? Она теперь по Интернету бродит, знакомится со всякими. Как уследишь?

– Не знаю, что тебе еще посоветовать. Мне бы кто посоветовал. Невезучие мы с тобой, Гена, в любви.

– Да. Но у тебя хоть есть надежда. А у меня ее все меньше и меньше.

И не в силах больше продолжать этот разговор он положил трубку. Потом, не выдержав, позвонил Лене.

– Лен, можно к тебе?

– Зачем?

– Просто так. Раньше ты не спрашивала.

– Гена, раньше мы были детьми. А теперь мы выросли. Я доделываю уроки и буду купаться.