возможности добраться до нашей больницы. Путь либо слишком длинен, либо затруднен наличием порогов, как это имеет место в районах, расположенных к югу от Ламбарене. Да зачастую на месте нет никого, кто мог бы привезти к нам больного. Если столько людей, нуждающихся в нашей помощи, не могут приехать к нам сами, то наша обязанность — ехать к ним.

Для того чтобы наша больница в полной мере могла развернуть свою работу, один из врачей должен постоянно разъезжать по округе, имея при себе хорошо укомплектованную походную аптечку и все самые необходимые инструменты, чтобы быть в состоянии оказать больным неотложную помощь; нуждающихся же в госпитализации он должен забирать с собой и привозить в Ламбарене.

Но для того, чтобы осуществить этот план, надо, чтобы в Ламбарене было трое врачей: один для текущей работы, один — хирург и один — для разъездов. Надо надеяться, что у нас будут и такие врачи, и необходимые для этого средства.

Наряду с бактериологией, мы уделяем должное внимание и операциям. Немалому числу больных с грыжами или элефантиазисом скальпель доктора Нчинда-Нчинда, как называют доктора Лаутербурга туземцы, приносит облегчение от страданий.

Как правило, оперированные больные испытывают большую благодарность к врачам. Однако может случиться, что никакое чувство благодарности не будет в силах удержать больного, и он среди ночи потихоньку удирает из больницы, прихватив с собою на память москитник. Так поступает один из больных, на которого Нчинда-Нчинда потратил немало сил, удалив ему огромную грыжу. Это обстоятельство, однако, не может омрачить нашему доктору радость от сознания того, что он спас человеку жизнь.

Мы предусмотрительно стараемся сделать так, чтобы полагающийся в знак благодарности за операцию подарок — обычно это бананы или другие плоды, ростки хлебных или банановых деревьев, копченая рыба — родственники больного приносили нам, пока тот еще лежит в больнице. Если же оперированный обещает привезти этот подарок сам, после того как вернется домой, то есть основание опасаться, что либо его собственная нерешительность, либо обстоятельства могут этому помешать. Один из таких больных, который действительно намерен исполнить данное им обещание, собирается оставить мне в качестве заложницы до того времени, пока он вернется, свою жену. Но я отказываюсь от его предложения: не так-то легко нам будет за этой заложницей уследить.

О том, что у жителей Экваториальной Африки совсем иные представления об истории, чем у нас, можно судить хотя бы по одному маленькому- примеру. Мы делаем перевязку коленного сустава одному мальчику, и тот переносит мучительную боль, ни разу не вскрикнув.

— Ты — настоящий Бисмарк, — говорит ему сосед по койке.

— А что же ты знаешь о Бисмарке? — спрашиваю я.

— О Бисмарке? О, это был очень храбрый француз,[80] — отвечает он.

Оперируя людей пожилых, — я имею в виду тех, кому больше пятидесяти лет, — в Экваториальной Африке следует быть особенно осторожным. Пожилым людям здесь не под силу переносить постельный режим. Зачастую после операции они совершенно теряют аппетит и у них развивается сильная слабость, которая может оказаться опасной для жизни. На основании опыта мы пришли к заключению, что пожилых людей следует оперировать только в тех случаях, когда для этого имеются жизненные показания.

С апреля у нас работает сиделкой фрейлейн Марта Лаутербург, сестра доктора Лаутербурга. Она приехала к нам вместе с Гансом Муггенштурмом. Новая, очень опытная сиделка берет на себя все обслуживание больницы, так что фрейлейн Коттман может теперь целиком посвятить себя работе на плантациях, в саду и на строительном участке. В течение нескольких месяцев один европеец помогает нам руководить рабочими, которые валят лес.

Фрейлейн Эмма Хаускнехт ведет хозяйство. Это, пожалуй, самое трудное из всего. Каких трудов ей стоит добиться, чтобы повар соблюдал все необходимые правила, готовил нам еду в чистоте и не прибегал к опасной для здоровья сырой воде! Почти ежедневно приходится готовить пищу человек на двенадцать — пятнадцать европейцев. Ведение хозяйства особенно осложняется тем, что почти каждый день надо устраивать стирку и постоянно штопать и чинить белье. Уборка палат, где лежат больные-европейцы, также является обязанностью фрейлейн Хаускнехт. Для этой работы в ее распоряжении есть, правда, бои, прибывшие к нам вместе со своими больными хозяевами. Но чего это стоит — добиться, чтобы эти шестеро боев вас слушали!

К этому надо добавить еще уход за курами и козами. Для того чтобы не платить большие деньги за привозимое из Швейцарии молоко, мы пытаемся вырастить стадо коз. Надо сказать, что эти полудикие козы дают не больше чем полстакана молока в день. Мы, однако, надеемся, что постепенно нам удастся улучшить эту породу.

Фрейлейн Хаускнехт, самая занятая из всех нас, редко появляется где-либо одна: за передник ее постоянно цепляется Фифи, маленькая шимпанзе. Ее принесли к нам год назад, всего нескольких дней от роду. Охотник-негр застрелил ее мать. Сначала фрейлейн Хаускнехт боялась этого на редкость безобразного существа и не решалась даже до него дотронуться. Однако чувство сострадания пересилило в ней соображения эстетики. Теперь у Фифи уже прорезались зубы, и она может без посторонней помощи есть ложкой.

Недавно у обезьянки этой появилась подруга по играм — другая маленькая шимпанзе, чуть постарше ее, которую нам оставил один возвращавшийся на родину европеец: он хотел, чтобы любимица его попала в хорошие руки.

* * *

У едущих в отпуск домой белых постепенно вошло в привычку оставлять у нас своих собак. Они не решаются доверить их неграм, ибо те способны отнестись к животным нерадиво и даже жестоко.

Но в том, что сострадание к несчастным тварям можно пробудить в сердцах даже самых диких туземцев, я имел случай убедиться, когда мы забивали сваи. Прежде чем поставить сваю в вырытую для нее яму, я смотрю, нет ли там муравьев, жерлянок или какой другой живности, и вытаскиваю их оттуда рукой, чтобы их не раздавило сваей или во время трамбовки землей и камнями. Тем, кто работает со мной, я объясняю, почему так поступаю. Одни смущенно улыбаются, другие пропускают мои слова мимо ушей. Как-то раз одному из работавших со мной на забивке свай, совершеннейшему дикарю, велено было вместе с другим туземцем отправиться к г-же Рассел и срубить у нее куст. Увидав на кусте жабу, товарищ его хотел убить ее ножом. Тогда первый схватил его за руку и стал говорить ему и всем, кто был рядом, что живые существа тоже сотворены богом и что людям, которые бессмысленно мучают их или убивают, бог устроит большую палавру.