сознание европеец вместе со своим багажом. Выясняется, что приехал он из глубины страны, где вербовал рабочих, и что гребцы, которые его привезли сюда, — а все это были завербованные им люди из отдаленных районов, — решили, что, чем нести его в больницу, проще будет бросить его на берегу. В больнице у нас он поправляется настолько, что спустя несколько недель оказывается уже возможным отправить его в Европу.

Однако, как правило, европейцы не торопятся ехать в больницу. Нередко они попадают к нам, когда бывает уже слишком поздно. Работа их — как на лесных участках, так и в отдаленных факториях — настолько ответственна, что они лишь в самых крайних случаях решаются покинуть свой пост. Кому же они могут доверить на время своего отсутствия все запасы продуктов и товары, за которые они отвечают? Кто без них позаботится о том, чтобы бревна успели своевременно скатить в болота, и озера, и лесные ручьи к началу половодья — единственного периода, когда их можно сплавить в Огове? Лечь в больницу, не оставив у себя на участке заместителя, для них равносильно полному разорению. И трогательно бывает видеть, как в таких случаях живущие в девственном лесу европейцы ведут себя как добрые соседи, и даже тогда, когда друг от друга их отделяют долгие километры трудного пути.

Нередко европейцы преждевременно покидают больницу. Один молодой человек, который далеко не окончательно излечился от малярии и болезни сердца, хочет непременно воспользоваться представившейся оказией и вернуться на свой участок в верховьях реки. Никакие просьбы и предостережения не помогают. Через три недели приходит известие, что он лежит там в тяжелом состоянии. Доктор Трене тут же снаряжается в дорогу. В последнюю минуту он узнает, что больной умер.

Осенью мы боремся за жизнь двоих моих близких знакомых. Один из них — г-н Баннелье, который после поездки под дождем заболевает острой скоротечной формой туберкулеза; другой — патер Бувье, настоятель католического миссионерского пункта в Нджоле, который поступает к нам с сердечной недостаточностью, тяжелой формой холерины и какой-то загадочной лихорадкой. Оба они лежат у нас долгие недели. И в обоих случаях мы оказываемся бессильны. Смерть этих любимых людей для нас большой удар.

Поздней осенью из Либревиля приезжает жена миссионера Мореля, заболевшая тяжелою малярией.

XI. В новой больнице

1927

К началу нового года в нашей новой больнице построено уже столько зданий, что мы можем переводить туда больных. Внутри, правда, остается еще много всего сделать. Но надо воспользоваться коротким сухим временем года для переезда. К тому же надо освободить помещения старой больницы, разобрав их, чтобы использовать материал на строительстве новой. В девственном лесу любой старый брус и любая старая доска представляют большую ценность.

21 января происходит переезд. Доктор Лаутербург, его сестра и фрейлейн Хаускнехт остаются в старой больнице следить за погрузкой инвентаря и эвакуацией больных. Фрейлейн Коттман и Ганс Муггенштурм принимают людей и вещи в новой больнице. Сам я целый день нахожусь на реке и езжу взад и вперед на катере, беря на буксир груженые каноэ и отвозя обратно пустые. Кое-кто из белых пациентов, у которых есть свои катера, мне помогает.

В самом разгаре переезда к новой больнице подплывает европеец с женой. Жена его должна рожать. По счастью, я учел возможность такого коварства со стороны судьбы и успел приготовить на этот случай в доме для белых больных три палаты по две койки каждая. Через четверть часа больная уже устроена. Можно продолжать переезд.

Вечером я еду в последний рейс и привожу оставшихся больных, среди которых есть и психические. Ведут они себя очень спокойно. Им уже рассказали, что в новой больнице они будут жить в палатах с деревянным полом. Поэтому они думают, что переселяются во дворец. До сих пор они жили в помещениях с земляным полом, где было сыро.

Никогда не забыть мне первый вечер, проведенный в новой больнице. От всех разложенных костров, из-под всех москитников раздаются крики: «Какая славная у нас хижина, доктор, какая славная хижина!».

В первый раз с тех пор, как я живу в Африке, мои больные оказались в, человеческих условиях. Сколько я выстрадал за эти годы, когда мне приходилось втискивать их в темные и душные помещения! Всей душой благодарю я бога за то, что он послал мне такую радость. С глубоким волнением благодарю я друзей моего дела, живущих в Европе. Полагаясь на их помощь, отважился я перевести больницу на новое место и заменить бамбуковые хижины бараками из рифленого железа.

На другой день после переезда возвращается из своей поездки доктор Трене. Он не подозревает, что больница уже здесь, и собирается плыть дальше вниз по течению. Когда ему кричат об этом, он не сразу верит нашим словам, и проходит какое-то время, прежде чем он пристает к берегу.

Теперь доктор Лаутербург, доктор Трене и фрейлейн Лаутербург живут в новой больнице, в доме для больных-европейцев. Ганс Муггенштурм переселился туда еще с осени.

Все остальные, в том числе и я, первое время продолжают жить в старом докторском доме на миссионерском пункте. Тут же пока остается и кухня. Специальная лодка, которую мы зовем «Кормилица», возит еду тем, кто уже переселился на новое место.

Через три дня после нашего переезда начинается такой наплыв больных-европейцев, что мы не знаем, как их и разместить.

После того как аптека уложена, я сразу же начинаю разбирать принадлежащие нам строения старой больницы. Некоторые из них являются собственностью миссионерского пункта и были предоставлены нам лишь во временное пользование. Как внимательно приходится следить, чтобы, ломая стены, негры мои не повредили брусьев и досок! Какого труда стоит вытащить из дерева гвозди и выпрямить их все, чтобы. они снова были годны к употреблению!

Полученные при разборе строений доски идут главным образом на сооружение коек, которые, как и в старой больнице, располагаются по две одна над другой. Этой работой занимается в свободные часы доктор Трене. Как человек практичный, доктор Трене придумывает такой способ скрепления досок, который позволяет их время от времени снимать, чтобы вынести из барака, вымыть и высушить.

Но прежде чем он успевает сколотить последнюю койку, ему приходится бросить молоток и возвращаться в Европу. Его отпустили к нам только на год. 18 февраля он нас покидает. Надеемся, как и он сам, что в будущем ему еще удастся вернуться в Ламбарене.

На его место 23 марта прибывает доктор Эрнст Мюндлер из Швейцарии.