Позиция членов правой группы, не согласных с линией П. Н. Дурново, была обусловлена осознанием того, что «продолжение избранного Государыней и навязанного ею Государю способа управления неизбежно вело к революции и к крушению существующего строя»; во-вторых, тем, что они полагали, «что без очищения верхов, без внушения общественности доверия к верховной власти и ее ставленникам спасти страну от гибели нельзя» (тут они заблуждались на обе стороны: и верхи не были способны «очиститься», и «общественность» никогда не удовлетворилась бы очищением верховной власти – хотела власти себе); в-третьих, пониманием, что замалчиванием положение уже не спасти: все получило широкую огласку и стало доступно для лиц, «ищущих повода скомпрометировать престиж царской власти»[728].

П. Н. Дурново «сохранил свой тонкий ум и работоспособность до смерти»[729]. В первом заседании XI сессии Государственного Совета 19 июля 1915 г., сразу после главы и членов правительства, слово взял он. Не считая «своевременным и соответствующим чрезвычайным обстоятельствам» переживаемого времени входить в обсуждение заявлений членов правительства, он напомнил о «тяжких испытаниях, выпавших на долю дорогой армии», воздал полякам («честь и слава Польскому народу! Глубокое, сердечное русское спасибо Польской женщине!»), констатировал плохую, «как всегда», подготовку к войне «по всем отраслям военного и гражданского управления» и обратился к царю с призывом стать наконец властью: «корень зла в том, что мы боимся приказывать. Боялись приказывать, и вместо того, чтобы распоряжаться, писались циркуляры, издавались бесчисленные законы, а власть, которая не любит слабых объятий, тем временем улетучивалась в поисках более крепких, которые и находила там, где ей совсем не место. Между тем мы были обязаны твердо помнить, что в России еще можно и должно приказывать и Русский Государь может повелеть все, что по Его Высшему разумению полезно и необходимо для Его народа, и никто, не только неграмотный, но и грамотный, не дерзнет Его ослушаться. Послушаются не только Царского повеления, но и повеления того, кого Царь на то уполномочит. Без этого нельзя вести войны и всякую начавшуюся благоприятно войну можно превратить в непоправимое бедствие. Нужно бросить перья и чернила, молодых чиновников полезно послать на войну, молодых начальников учить приказывать и повиноваться и забыть страх перед разными фетишами, перед которыми мы так часто раскланиваемся. Когда пройдет несколько месяцев такого режима, то всякий встанет на свое место, будут забыты никому не нужные сейчас реформы, и мало по малу пойдут победы, которые приведут Россию к тому положению, когда уже будут возможны и реформы и всякие другие изменения»[730].

Можно ли было в той ситуации сказать более разумные слова?! Шла «борьба за существование России, да не в отвлечении, не в гаданиях разума, а конкретно, в несомнительной зримой реальности. время, требующее всех русских сил»[731]. И только предельно централизованная сильная власть могла обеспечить военную победу[732]. К сожалению, ясно понимали это и были этим озабочены лишь в правой части политического спектра тогдашней России. Разумеется, П. Н. Дурново был не единственным[733].

Примечательна в этом отношении Записка националистов[734]. Начиналась она с констатации: «События внутренней политической жизни Империи идут вперед с чрезвычайной быстротой, причем развиваются уже вне зависимости от тех или иных отдельных военных обстоятельств, но в значительной степени под влиянием настроений, проявляющихся в Государственной Думе и общественных организациях и поддерживаемых оппозиционною печатью. Голоса оппозиции неустанно твердят, что Правительство все испортило в военном отношении и совершенно несостоятельно в гражданском. Этим путем, при наличии бывших военных неудач, из центра сеялась и сеется в умах как вообще населения, так и армии все более и более глубокая смута. На местах еврейская пресса и оппозиционные элементы действуют в том же направлении; так создается общественное мнение, требующее ответственного перед страной – т. е. перед Государственной Думой – Министерства. Еще в Думе первого созыва партией народной свободы был провозглашен принцип, согласно которому власть управления должна подчиниться власти законодательной, разумея под последней Государственную Думу. Ныне соответствующие думские партии во главе с Председателем Думы и вся оппозиция стараются провести это в жизнь. Для этого призываются и общественные управления столиц и торгово-промышленные организации, а ныне и так называемый “прогрессивный блок” членов законодательных палат. Удар, в сущности, направляется против ст. 10 Основных Государственных Законов, причем в качестве первого шага ставится требование сохранения деятельности Думы и образования Министерства, “пользующегося доверием страны”. Как это ни горько, но в Думе совершенно не слышно уверенных и сильных заявлений Правительства. Члены Думы обвиняли Правительство в военных неудачах и во внутренних неурядицах, – оно иногда оправдывалось, признавало свою вину и не возражало против необходимости новой системы управления по указанию Думы. Об этом оповещается страна, и, конечно, при таких условиях руководящая роль в ней переходит к Думе»[735].