Все трое, не сговариваясь, посмотрели на Фредриксона.

– Нет, – уверенно покачал головой Вениамин. – Фредриксон ничего не скажет.

– А если мы его очень попросим, – по-лисьи улыбнулась Литиция.

– Твое женское обаяние, наповал сразившее цирюльника, бессильно против ИскИна, – в тон ей ответил Вениамин.

– Я вовсе не то имела в виду, – обиделась Литиция.

– Литиция не то имела в виду, – встал на защиту супруги Савва.

– Что бы вы оба ни имели в виду, Фредриксон нам ничего не расскажет. Он не имеет права разглашать секретную информацию, полученную по официальным служебным каналам.

– Но сейчас особый случай!

– Боюсь, ваши доводы Фредриксона не убедят.

– Хорошо, – быстро нашел компромиссное решение Савва. – В таком случае, пусть он сам проанализирует имеющуюся у него информацию и выдаст нам окончательный результат.

Канищеффу надоело слушать разговор агентов, в котором чистильщик не находил ни капли здравого смысла, и он вновь вернулся к Никите Сергеевичу и Владимиру Ильичу. Эти двое, по крайней мере, были забавными – кричали, кипятились, руками размахивали.

– Не передергивайте, Никита Сергеевич! – в возбуждении едва не подскакивал на месте Ленин.

– Не подтасовывайте факты! – кричал в ответ ему цирюльник.

Вот только подраться они никак не могли. А Жан-Мари сейчас с удовольствием понаблюдал бы за хорошей дракой. Видел он как-то раз, как дрались два типа в белых рубашках, – ударить как следует ни один не мог, но зато злости в каждом на десятерых хватало. А что еще требуется в драке, как не здоровая злость и азарт?

– Только монархия способна стать той великой идеей, что поведет за собой человечество!

– У прогрессивной части человечества такая идея уже есть! Коммунизм – это, между прочим, звучит гордо!

– Не слышу в этом затертом слове никакой гордости!

– Прочистите уши, батенька!

– Алес! – звонко хлопнул в ладоши Канищефф.

Спорщики разом умолкли и в недоумении уставились на чистильщика.

– Тайм-аут, – спокойно сообщил им Жан-Мари. – Перерыв то бишь.

– Да вы, батенька, никак провокатор? – сурово нахмурился Ленин.

– Найн, – усмехнувшись, качнул головой Канищефф. – Я чистильщик.

– И что же, позвольте узнать, вы чистите? – лениво поинтересовался Никита Сергеевич.

По тому, как это было сказано, становилось ясно, что цирюльник снисходит до разговора с простолюдином лишь для того, чтобы недоброжелатели не смогли обвинить его в крайнем консерватизме.

– Хай, када шо, – Канищефф осклабился, точно на приеме у зубного врача. – Обычно – стоки для отработанного топлива. А ща мозги вам обоим прочистить хочу.

Сказал и снова показал неровные, желтые зубы.

– Простите, батенька, я что-то не уловил смысл вашего последнего высказывания, – весьма сдержанно, хотя и с явным недовольством обратился к Канищеффу Владимир Ильич.

– А не стараешься, поэтому и не улавливаешь, – ответил Жан-Мари, не скрывая лукавства.

– Любезный! – высокомерно вскинул острый подбородок Никита Сергеевич. – Вы хотя бы имеете представление о том, с кем разговариваете?

– А то! – усмехнулся Жан-Мари.

Фредриксон, закончив работу, выключил комп-скрин.

– Порядок, – сообщил он, повернувшись к напарнику. – Теперь мы с тобой подсобные рабочие семнадцатой бригады, заступающей на смену сегодня в восемь вечера, – ИскИн посмотрел на часы. – Пора собираться. Нехорошо опаздывать в первый рабочий день.

– Фред, – в голосе Вениамина можно было уловить несвойственные ему обычно обертоны, из чего ИскИн сделал вывод, что речь пойдет о предмете весьма деликатном. – Мне кажется, тебе стоит выслушать Литицию с Саввой, а после высказать свои соображения.

ИскИн с интересом посмотрел на Вир-Щипков.

– Видишь ли, Фредриксон, – начала Литиция.

Понимая, что поставил напарника в крайне неловкое положение, Вениамин неловко отвернулся в сторону. Взгляд его упал на перекошенную физиономию Канищеффа, который как раз собирался начать прочистку мозгов двум идеологам.

– Вы тут, як я разумею, за народную идею радеете, – растопыренной пятерней Жан-Мари изобразил в воздухе нечто непонятное, но, по-видимому, имеющее некое отношение к тому, о чем шел разговор. – А я вот шо у вас спросить хочу – на фиг кому эта ваша идея треба?

– Что значит «на фиг»? – возмущенно вскинул широкие брови Никита Сергеевич.

– Что значит «кому нужна»? – подхватил, точно эхо, Владимир Ильич.

Канищефф откинулся на спинку стула и повернул голову так, чтобы единственный глаз его мог видеть сразу обоих борцов за общечеловеческую идею.

– Вот гляжу я на вас и мозгую, – медленно и задумчиво начал Жан-Мари. – Вроде мэнши вы не совсем уж глупые. Одеты, опять-таки, прилично. А несете дурь такую, шо, со стороны глядя, можно подумать, будто вас мамки в детстве вместо молока керосином поили.

К удивлению Вениамина, Никита Сергеевич и Владимир Ильич внимательно, не перебивая, слушали, что говорил им чистильщик. И вдруг Обвалов понял, в чем тут дело. Обоим провозвестникам великих идей впервые довелось слышать мнение одного из тех, ради кого они, собственно, и не спали ночей, изучая труды классиков жанра, чтобы потом адаптировать их к современным условиям и переложить на простой, понятный всем и каждому язык.

– Вот вы все тут про народную идею какую-то талдычите, – продолжал между тем Жан-Мари. – А неужто не разумеете, шо идея-то, она у каждого своя. Во где сидит, – Канищефф дважды ткнул пальцем себя в висок. – А ежели нет у мэнша идеи, так, выходит, пустой это мэнш, як стакан выпитый. И ничего нового вы в него уже не вольете.

После того, что сказал Канищефф, наступила пауза.

Пошла минута, другая, и дед с цирюльником зашевелились. Движения эти являлись внешним проявлением повышенной мозговой активности, поскольку Никита Сергеевич и Владимир Ильич подбирали аргументы – естественно, каждый свои, – чтобы дать решительную отповедь коварному супостату, явившемуся под личиной вполне заурядного чистильщика. Общий враг может объединить не только монархистов с коммунистами, но даже каннибалов с вегетарианцами. Вениамину было любопытно узнать финал этой дискуссии, но прежде, чем кто-то из оппонентов Канищеффа разразился пламенной речью, за спиной у Обвалова прозвучали слова Фредриксона:

– Пятьдесят процентов, – и Вениамин понял, что следует сместить акцент внимания в направлении более актуальной темы.

– Фредриксон с нами согласен, – сообщил, поймав взгляд Вениамина, Савва.

– Я сказал, пятьдесят процентов, – поправил его ИскИн.

– Пятьдесят процентов чего? – спросил Вениамин.