Пока Вениамин мучился сомнениями, Жан-Мари с живейшим интересом обсуждал с Фредриксоном теорию партийного строительства. Причем вопросы он порой задавал столь мудреные, что можно было подумать, чистильщик сам решил создать политическую партию, способную вытеснить с исторической арены как младокоммунистов, так и неомонархистов. Впрочем, вскоре Канищеффу все это надоело, и он принялся наставлять агентов, как следовало им вести себя в той или иной ситуации.

– Ежели джанит начнет выспрашивать насчет того, в яком секторе робишь, прикинься валенком и отвечай, шо, мол, куда чиф пошлет, там и робить буду. Ну и Оллариу ему, вестимо.

Канищефф настолько вошел в роль лидера, что со стороны могло показаться, будто это он возглавляет операцию. Вениамину трескотня чистильщика не мешала – пусть себе болтает, все лучше, чем если вдруг снова начнет приставать с вопросами.

К воротам пропускного пункта космопорта они подошли за полчаса до смены. Начало уже смеркаться, потянуло вечерней прохладой, закружила над головой какая-то мошкара. Еще через полчаса, самое большее минут через сорок, станет совсем темно, и тогда можно будет незаметно подобраться к «Пинте».

За воротами, сваренными из стальных прутьев в два пальца толщиной, царила непонятная суета, явно казавшаяся лишней. Человек пять или шесть подсобных рабочих в серых комбинезонах и примерно столько же чистильщиков в синей спецодежде толклись на узком участке пространства, точно две команды начинающих сумоистов, разом выбежавшие на татами, чтобы в общей свалке определить лучшего. Что уж говорить о Вениамине с Фредриксоном, если даже Канищефф при виде такого удивленно оттопырил губу:

– Шо, блин, за фигня?

– Может быть, стоит вернуться к уже знакомому варианту с канализационным стоком? – предложил Вениамин.

– Найн! – довольно беспечно, как показалось Обвалову, махнул рукой Жан-Мари. – Случись шо серьезное, здесь бы все оцепили. А так, вишь, охрана спокойно себе на месте стоит.

Трое джанитов с автоматами, стоявшие возле прохода с вращающимся турникетом, и в самом деле наблюдали за тем, что происходило за воротами, не проявляя никакого беспокойство.

– Обрати внимание, Фред, – не преминул заметить Вениамин, – на этот раз я проявил осторожность.

– Найн, Ральфович, – искоса глянув на агента, усмехнулся Жан-Мари. – Сдается мне, ты чего-то пужаешься.

Обвалов едва не выругался вслух. Чертов чистильщик, как будто в душу ему глядел! Вениамин и сам себе не желал признаваться в том, что действительно боится того решения, которое ему придется принять, если все пойдет, как в сказке: в ежике окажется перстень, в перстне – мемори-чип, в чипе – запись изначального варианта Устава Ордена, а в Уставе – вымаранные Ги Циковским строчки.

Джаниты на проходной вели себя как законченные лохи. Вениамин не без злорадства подумал, что он голыми руками уложил бы на землю всех троих прежде, чем хотя бы один из них успел привести оружие в боевое положение. Как говаривал в свое время полковник Попов, читавший курс «Ручное стрелковое оружие» в академии СГБ: «Оружие существует для того, чтобы из него стрелять, а не затем, чтобы таскать его, как цацку».

От созерцания происходящего за воротами оторвался лишь один из охранников. Остальным вроде как и дела не было до того, что к проходной подошли трое работяг. Джанит лениво помахал ручным контролером перед вновь прибывшими, мельком глянул на данные, выскочившие на дисплее, и вяло махнул рукой – проходите.

– Шо это там? – спросил Канищефф, указав на народ за воротами.

– А, – безразлично вякнул джанит. – Оборудование новое привезли.

– Шо за оборудование?

– А, – только и проронил в ответ джанит.

Вениамин полагал, что на этом разговор чистильщика с джанитом закончен. И он не ошибся. Но, к вящему недовольству Обвалова, вместо того, чтобы проследовать на территорию космопорта, Жан-Мари остановился перед вращающимся турникетом и с видом праздного гуляки сложил руки на груди.

– Эй, – Вениамин тронул чистильщика за плечо.

– Шо? – оглянулся на него тот.

Обвалов указал на турникет.

– Хай у нас еще минут десять в запасе, – лицо Жан-Мари перекосило, когда он попытался улыбнуться. – А пропуска мы уже отметили.

– У нас есть бизнес, – шепотом произнес Вениамин.

– Хай, ну, – отмахнулся Канищефф. – А то не ведаешь, Ральфович, шо всех бизнесов не переробишь. Давай глянем, шо тут за штуковину привезли.

– Гуторят, шо новая пропускная система, – сказал, не глядя на них, джанит.

– Во! – поднял указательный палец Канищефф. – Как раз то, шо нам надо!

Джанит через плечо удивленно посмотрел на чистильщика.

– Я имел в виду, шо давно треба установить новую систему, – объяснил ему чистильщик и для наглядности толкнул ногой вертушку турникета. – А то шо ж это такое! Как в двадцатом веке живем!

– Хто бы гуторил, – процедил сквозь зубы джанит, недовольно дернул щекой и отвернулся.

– Шо он имел в виду? – тихо спросил у Фредриксона Жан-Мари.

– Я тебе потом растолкую, – ответил за ИскИна Вениамин, подталкивая чистильщика к турникету.

Канищефф уже и сам смекнул, что напрасно привлек внимание джанита не только к себе, но и ко всей компании. Пора было ретироваться, и, плавно повернув вертушку, Жан-Мари быстренько проскользнул на другую сторону турникета. Следом за ним и Вениамин с Фредриксоном прошли на территорию космопорта.

– Куда теперь? – тихо спросил Вениамин.

– А туды, – Канищефф махнул рукой в сторону противоположного конца летного поля. – Там у нас барак есть с душем, хай, раздевалкой. Я вас с хлопцами познакомлю…

Жан-Мари вошел в роль гостеприимного хозяина и собирался предложить гостям развернутый план мероприятий, не продуманный заранее, а родившийся стихийно, под воздействием мгновенного мозгового импульса. Вениамин уже поднял руку, имея твердое намерение отмести разом все предложения чистильщика. Фредриксон понимал, чем все это закончится, а потому не предпринимал попыток вмешаться. Все шло своим чередом, как вдруг раздавлся громкий крик с той стороны, где устанавливалось новое оборудование:

– Хай держи ж его! Держи! – Крик заставил всех троих обернуться.

Стоявшие плечом к плечу люди качнулись одновременно сначала в одну сторону, потом в другую. Казалось, они пытаются удержать в равновесии что-то тяжелое и очень неустойчивое.

– Есть! – радостно воскликнул кто-то.

– Стоит! – ответил ему другой.

Люди на мгновение замерли. Они еще не верили в то, что им удалось сделать. А затем начали медленно отступать. Так художник, наложив последний мазок на законченное полотно, не выпуская из рук кисть и палитру, осторожно делает два шага назад, чтобы единым взглядом окинуть новоявленное миру произведение.