«Боевые психические травмы были одной из важнейших причин неэффективности боевых действий», – отметил историк Макс Гастингс. 26 % мужчин, которые служили на европейском театре военных действий в период с июня по ноябрь 1944 года, страдали тем, что теперь называется посттравматическим стрессовым расстройством. Карло Д’Эсте, другой авторитетный военный историк, отмечал, что к зиме 1944 года наметились все более очевидные признаки падения морального духа, о чем свидетельствовал возрастающий уровень дезертирства, который стал настолько серьезным, что впервые со времен Гражданской войны американский солдат был казнен за дезертирство. По словам Гастингса, военно-морской флот и авиация США были одними из лучших в плане готовности ко Второй мировой войне. Но две ошибки, допущенные в начале войны, снизили эффективность армии.

Первой было ограничение в девяносто дивизий, из-за чего в ряде случаев, включая Нормандию, приходилось воевать на более короткой дистанции и терять больше солдат, чем при более массовом наступлении. На бумаге два миллиона американцев служили на европейском театре военных действий. На практике лишь часть из них когда-либо приближалась к противнику. В начале 1945 года, когда десятки тысяч военнослужащих СС и членов айнзацгрупп (нацистских эскадронов смерти) взрывали немецкие фабрики и железнодорожные сети, во всей Северо-Западной Европе было всего 200 тысяч американских военных. Вторая ошибка армейского руководства заключалась в том, что высокий уровень IQ был билетом на более безопасную работу. Офицер, обладавший острым умом и крепкими нервами, часто мог сыграть решающую роль в боевых ситуациях, особенно в ближнем бою, где решение о жизни и смерти должно приниматься в течение минут, а иногда и секунд. Но в своей мудрости военное министерство решило наградить лучших бойцов безопасными должностями. В ходе одного теста было обнаружено, что 89 % солдат с высокими показателями IQ направляли в финансовый отдел армии или на аналогичные должности подальше от фронта. Чаще всего, когда смерть дышала в затылок, а честь была всего лишь словом, именно «двоечники» сражались в таких местах, как Анцио, Нормандия и Хюртгенский лес.

В начале сентября 1944 года у Гитлера случился рецидив желудочных колик, которые периодически мучили его на протяжении последних нескольких лет. Неясно, были ли они последствиями покушения на его жизнь 20 июля, сокрушительного поражения Германии в Нормандии или того и другого вместе, но по мере того как осенние дни становились все холоднее, а «русский гигант» приближался к Германии, поведение фюрера все сильнее беспокоило сотрудников его штаба в «Волчьем логове». Изображения Гитлера, украшавшие здания и дома по всей Германии, уже пару лет не соответствовали действительности. Решительный вождь с пронзительным взглядом затерялся где-то между Сталинградской и Курской битвами, и его сменил бледный отшельник, бродивший между глухих (толщиной пять метров) стен бункера в сером фланелевом халате и старой армейской рубашке. Когда Гитлеру надоедало ходить, он лежал на кровати. К ноябрю колики утихли, но ему стало трудно глотать. Врачи убедили Гитлера поехать в Берлин на обследование, которое выявило небольшое доброкачественное образование на голосовых связках. Образование успешно удалили, но общее состояние здоровья Гитлера не изменилась. Все, кто видел фюрера в конце 1944 года, соглашались, что он преждевременно состарился, писал историк Алан Буллок. В пятьдесят пять он уже был стариком. Его голос был хриплым, цвет лица – пепельным, руки дрожали, и ему было трудно ходить. Только его железная воля не ослабевала.

Тридцать первого августа – в разгар отступления немецкой армии во Франции – Гитлер вызвал своих старших командиров в «Волчье логово» и заявил, что поражение неприемлемо, а также, как он утверждал, не является неизбежным. «Придет время, когда напряженность между союзниками [возрастет] настолько, что произойдет раскол. Все коалиции рано или поздно распадаются. Единственное, что нужно, – сказал Гитлер, – дождаться подходящего момента, как бы это ни было тяжело». Свое выступление он закончил вагнеровскими нотками: «Я живу только для того, чтобы вести этот бой. В любых обстоятельствах мы продолжим биться до тех пор, пока, как сказал Фридрих Великий, „один из наших проклятых врагов не устанет сражаться“». В «Страже на Рейне»[267] – операции, которая должна была восстановить позиции рейха, слышались отголоски Битвы за Францию 1940 года: немецкие ударные силы численностью более 200 тысяч человек и тысячи танков вырываются из Арденн холодным серым утром и под покровом снегопада и тумана, не дававшим авиации союзников подняться в воздух, обрушиваются на неподготовленного врага. Однако между планами Гитлера на 1940 и 1944 годы были существенные различия. Немецкая армия, завоевавшая Францию в 1940 году, только раскрывала свой потенциал. В 1944 году в ряде немецких танковых частей все еще числились смелые молодые офицеры, такие как стройный и красивый Иоахим Пайпер двадцати девяти лет, удостоенный высшей награды Германии – Рыцарского креста ордена Железного креста. Но таких, как Пайпер, было немного. Немецкая армия была укомплектована шестнадцатилетними юнцами и мужчинами среднего возраста, которым не хватало оружия, подготовки и смелости, проявленной их предшественниками до того, как их забрали на Валгаллу.

Немецкий план нападения был прост и дерзок: штурмовой отряд выйдет из Арденн, проедет сотню километров к северо-западу, отобьет порт Антверпен и наведет такую суматоху, что измученная войной общественность в одной или обеих странах-союзниках потребует прекращения войны путем переговоров. Это была отчаянная авантюра, но у Гитлера имелось одно важное преимущество. Подобно Сталину, он сам был государством и мог многое принести в жертву, не опасаясь возмездия со стороны немецкого народа.

У Черчилля и Рузвельта такого преимущества не было. Если их избиратели потребуют мирного урегулирования, их мнение придется учесть. Американцы, которые считались более слабой из двух союзных сил, были главной мишенью. Накануне немецкого наступления в Арденнах находилось 83 тысячи американских солдат. Некоторые из них, такие как 4-я и 28-я дивизии, были ветеранами, сильно потрепанными в Хюртгенском лесу, и на тот момент отдыхали и восстанавливали силы. Некоторые из них, такие как 4-я и 106-я танковые, были новыми дивизиями, отправленными в Арденны для обучения. А некоторые подразделения были смесью новичков и опытных бойцов. К последней категории относились опытная 2-я и необстрелянная 99-я дивизии. Они находились на севере и оказались лицом к лицу с атакующими немецкими частями.

В начале декабря, когда победа стала очевидной, главной задачей для большинства солдат в Арденнах было не замерзнуть насмерть. Достаточно предприимчивые находили приют в заброшенных немецких дотах, сараях или флигелях. Остальные полагались на армейскую шинель и одиночные окопы. В районах, где земля промерзла, для копания окопов использовались гранаты и взрывчатка. В начале декабря разведка союзников начала получать сообщения о немецких войсках в районе Арденн, но тревогу поднимать не стала. В ночь на 15 декабря люди как обычно играли в карты, рассказывали анекдоты, пили контрабандный виски и засыпали в своих окопах, глядя на заснеженные деревья под яркой декабрьской луной.