Через месяц армии 2-го Прибалтийского фронта были близки к уничтожению группы армий «Центр». В октябре еще один советский отряд захватил штаб 3-й танковой армии и достиг побережья Балтийского моря. Немецкие подразделения, бежавшие на Курляндский полуостров, который граничил с Рижским заливом на востоке и Балтийским морем на западе, отразили шесть советских атак зимой 1944/45 года и не сдавались до последнего дня войны в мае 1945 года.

Финляндия, еще одна небольшая страна, связавшая свою судьбу с Германией, поняла, к чему идет дело, раньше, чем румыны и болгары. Финны сдались Красной армии в августе 1944 года.

Во время обсуждения судьбы послевоенной Германии в последний день Московской конференции Черчилль сказал Сталину, что Пруссию, которую он называл «корнем всего зла», необходимо после войны изолировать, а Рур и Саар – два крупных промышленных центра Германии – превратить в сельхозугодья. Премьер сообщил, что не он один придерживается таких взглядов. Эту тему уже обсуждали в Америке. Недавно «мистер Моргентау» представил президенту Рузвельту аналогичный план. Генри Моргентау-младший, министр финансов при Рузвельте, в конце 1944 года на некоторое время стал одним из самых влиятельных людей, обсуждавших судьбу послевоенной Германии. Еще пять лет назад Моргентау не мог даже представить себя в этой роли. Он был выходцем из немецкой еврейской семьи, которая воспитывала канторов[266] и раввинов на своей старой родине и предпринимателей в сфере недвижимости – на новой.

Отец Моргентау был дерзким миллионером, который сам сколотил состояние, и абсолютно нерелигиозным евреем. В молодости Моргентау-младший был полон решимости стать кем угодно, лишь бы не быть похожим на отца. Выздоравливая от болезни на ранчо в Техасе, он развил склонность к сельскому хозяйству и позже изучал его в Корнеллском университете. Несколько лет спустя он купил ферму в графстве Датчесс, недалеко от дома Рузвельтов, и превратился в фермера-джентльмена. Казалось, что у Моргентау сложное отношение к своему происхождению. Он не отрицал того, что он еврей, но и не афишировал это, как и его жена Элинор. Когда их пятилетний сын спросил, какую религию исповедует семья, Элинор ответила: «Просто говори, что ты американец».

В 1933 году Моргентау назначили секретарем казначейства, хотя на это в основном повлияли его дружба с Рузвельтом и внезапная смерть первого кандидата на этот пост. Когда было объявлено о назначении, журнал «Форчун» назвал Моргентау «сыном еврейского филантропа», а Глэдис Штраус, богатая еврейская республиканка, остроумно отметила, что Моргентау – «единственный еврей в мире, который ничего не понимает в деньгах». Кстати, старший Моргентау заявил, что его сын «совершенно не подходит» для новой должности.

Рузвельт считал Моргентау своим другом, хотя во время разговора с ним и Лео Кроули, католиком из администрации, он действительно сказал: «Вы знаете, это протестантская страна, и к католикам и евреям здесь относятся терпимо».

Как пишет историк Майкл Бешлосс, какое бы чувство вины ни испытывал Моргентау по поводу своего нежелания помогать еврейским беженцам до войны, позже оно сублимировалось в стремление содействовать и помогать Британии. Существует ряд теорий о том, кто или что превратило Моргентау из сочувствовавшего стороннего наблюдателя в убежденного защитника. Его сын Генрих III в беседе с Бешлоссом предположил, что, возможно, это было связано с переменами в кругу семьи. Старшему Моргентау было уже за восемьдесят, и он уже не был центральной фигурой, а Элинор страдала от болезни сердца. Пустоту, возникшую из-за отсутствия общения, заполнила Генриетта Клотц, давняя помощница Моргентау и еврейская активистка, которая держала своего босса в курсе событий, происходивших в Германии, хотел он о них знать или нет.

К концу 1943 года Моргентау уже не нуждался в мотивации со стороны Клотц. В высших эшелонах американской власти было немало благородных антисемитов, и той зимой Моргентау разделался с одним из самых известных, Брекенриджем Лонгом, помощником госсекретаря и элегантным аристократом с манерами Генри Джеймса. Лонг родился в богатой семье, получил степень в Принстоне, а его дедушка был вице-президентом в правление Джеймса Бьюкенена.

За эти годы он занимал ряд престижных должностей, в том числе в Италии, где он заявил, что «черные рубашки» Муссолини «элегантны и хорошо выглядят… и привносят в свое окружение атмосферу неповторимости и важности». Мнение Лонга о Гитлере было неоднозначным, хотя он считал «Майн кампф» «красноречивым обличением евреев как агентов коммунизма и хаоса». Зимой 1943 года, когда коллеги из казначейства жаловались, что Лонг затрудняет въезд в Соединенные Штаты для иммигрантов, в частности еврейских, Моргентау выступил против него. Лонг категорически отвергал обвинения и настаивал на том, что он не антисемит. Учитывая времена и воспитание Лонга, он, вероятно, считал, что говорит правду. В тот же день Моргентау прочитал лекцию помощнику секретаря; затем на выходных он составил отчет, в котором обвинял Лонга в частности и Государственный департамент в целом в «умышленных попытках воспрепятствовать принятию мер по спасению евреев от Гитлера».

Рузвельт, который находился под давлением со стороны групп активистов и помнил о голосах евреев, 22 января, через шесть дней после получения копии отчета Моргентау, создал Совет по делам беженцев.

Во время выступления по радио в марте 1944 года Рузвельт впервые прямо упомянул о холокосте. «Никто из участников этих актов жестокости не останется безнаказанным, – сказал он. – Все, кто сознательно принимал участие в отправке евреев на смерть в Польше или норвежцев и французов в Германии, виновны так же, как и сам палач. Гитлер совершает эти преступления от имени немецкого народа». Речь не получила одобрения в военном ведомстве. По мнению военного министра Генри Стимсона, помощника военного министра Джона Макклоя, Дуайта Эйзенхауэра и большинства командиров боевых подразделений, самым эффективным способом спасения жизней было отбросить другие приоритеты и отправлять максимально возможное количество людей и техники на войну, пока Германия и Япония не будут повержены.

Когда Моргентау попросил Макклоя удостовериться, что американские командиры получили копию приказа Рузвельта о предоставлении убежища, тот выполнил просьбу, но был настроен весьма скептически. «Мы втягиваем в это армию в разгар войны», – сказал он Моргентау. Макклой родился в бедной семье Филадельфии и был вундеркиндом. Выпускник Амхерста и Гарвардской школы права, как и Стимсон, он служил во Франции во время Первой мировой войны, а в 1940 году оставил прибыльную юридическую практику в Нью-Йорке, чтобы стать помощником Стимсона в военном министерстве. Разногласия Моргентау и Макклоя по поводу ценности Совета по делам беженцев предвосхитили один из самых ожесточенных споров за всю войну: что делать с побежденной Германией. Макклой и Стимсон выступали за мягкий мир, Моргентау – за жесткий, и его аргументы основывались на положениях «Военного правительства в Германии» – армейского справочника, с которым он ознакомился во время визита в Англию и Францию летом 1944 года. В справочнике отмечалось, что при входе в Германию «главной и непосредственной» задачей американского солдата будет обеспечение «эффективной работы» страны. В брошюре почти не упоминались военные преступления Германии. Моргентау посчитал, что этот вопрос не приоритетный. Позже, во время беседы с Эйзенхауэром, Моргентау с облегчением услышал, что Верховный главнокомандующий, имевший немецкие корни, занял жесткую позицию в отношении переустройства Германии. Но когда во время визита в Лондон он спросил американского посла в Великобритании Джона Уайнанта о планах Рузвельта в отношении послевоенной Германии, тот ответил, что не имеет о них ни малейшего понятия. Как и все остальные.