– Я бы не хотела, чтобы мы ссорились. Я вам стольким обязана!

– Ты мне ничем не обязана. Все это я делала не только для тебя, но и для себя тоже. Идем, Перси! – крикнула она в раскрытые стеклянные двери, ведущие в сад. – Нам пора домой.

– Что, уже пора? – недовольно переспросила подошедшая Перси.

– Раз я сказала пора, значит пора.

Грета была не в том настроении, чтобы выслушивать пререкания.

– Пожалуйста, не надо плохо расставаться! – взмолилась Рода. – Я не хотела вас обидеть.

– Но ты обидела, так что тебе придется с этим жить.

Грета злилась, ожидая конный трамвай, Перси дулась, было жарко и душно. В голове у нее вертелись мысли о молодой жене Джема, чья жизнь оборвалась так рано, и об оставленном ею маленьком ребенке. Грета никогда не желала ей зла, или желала? Не ревновала ли она Джема к его более богатой, миловидной и такой юной жене? Уместны ли будут ее соболезнования, выраженные в письме? Может, ей следует возобновить с ним дружбу с перспективой на… Она одернула себя. С какой перспективой? Стоит ли его искушать известием о его дочери? Может, вложить в письмо фото Перси, чтобы он увидел сходство с его сыном, сходство столь очевидное, что даже Блейки были им поражены? Теперь вот она разругалась со своей дорогой помощницей. Как она может быть такой неблагодарной? Что с ней происходит в последнее время?

Как будто чтобы ей досадить еще больше, неделя началась с неприятностей. Тротуары Йорка раскалились от зноя, вонь с реки наполнила узкие улочки, в результате покупателей стало совсем мало. Гордость не позволяла Грете послать Родабель письмо с извинениями. «Пусть сидит в своем тенистом саду и составляет новую проповедь, а мне нет до этого никакого дела!» – думала Грета. Раздосадованная и встревоженная, вся мокрая от пота, она решила занять себя уборкой и стала вытирать пыль на полках и в сервантах. Жара стояла невыносимая, и, несмотря на то, что на ней было самое легкое платье ее гардероба, волосы прилипали к ее мокрому лбу.

Неожиданно в магазин вошел Сэм Бродхест. Впервые он явился не в базарный день. Грета никогда не видела его таким измученным, с посеревшим лицом. Он как будто много дней подряд не выходил из дома. Он явно чувствовал себя неловко в своем черном шерстяном костюме и шляпе-котелке на голове.

– У вас сегодня праздник? – со смехом спросила она.

Он остался все таким же мрачным.

– Нет, моя дорогая, я просто подумал, что вам следует знать: я только что похоронил свою девочку.

Потрясенная Грета не знала, что и сказать.

– О, Сэм, какое горе! Пожалуйста, проходите. Я и подумать не могла, что такое может случиться.

– Летти уже несколько месяцев болела. Мы не теряли надежды, но от этого мало проку. В больнице сказали, что-то не то с кровью. Ей было всего девятнадцать. Такая бледная и изможденная, она истаяла у меня на глазах. Вот вы, миссис Костелло, скажите мне, чем такая девочка, как она, могла заслужить такую участь?

У него в глазах стояли слезы.

– Я сейчас сделаю нам чаю. Вам не следует быть на солнце в такую жару. Я так вам сочувствую!

– Мне сказали, что она была слишком хороша для этой жизни и что ей лучше было умереть молодой. Говорят, она теперь на небесах, но я хочу, чтобы она была здесь, со мной, а не там, наверху, – сказал он, явно испытывая беспредельную боль, и вытер глаза грязным платком.

Грета закрыла магазин.

– Пойдемте наверх и расскажите мне все о Летти.

Хоть это немногое она могла сделать, чтобы его утешить. Она понимала, что он чувствует, и подумала о том, что не меньшую боль она испытывала, узнав о смерти Китти. Бедняга был совсем раздавлен горем. К черту чай, сейчас ему нужно было что-нибудь покрепче. В буфете стояла едва початая бутылка бренди, припасенная на случай болезни. Грета наполнила два бокала, и они сидели, попивая крепкий напиток, а Сэм изливал ей свое горе.

– В общем, боюсь, мне уже не нужны эти жемчуга. Я был бы вам благодарен, если бы вы у меня их выкупили. Пришлось потратить много денег, чтобы достойно ее похоронить. У меня было столько планов насчет ее замужества и передачи ей с мужем фермы. Теперь мне все это не нужно. Я уеду отсюда, потому что не могу здесь находиться.

Грета кивала, давая ему выговориться. Спиртное развязало ему язык, и она все узнала о его покойной жене, о его хозяйстве, о том, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы обзавестись стадом. Жемчуг нужно будет продать, но все это не имело значения, ведь этот несчастный человек потерял безмерно любимую им девочку. То же, должно быть, чувствовал Джем, лишившись жены. Как ей вообще могла прийти в голову мысль о том, чтобы возобновить с ним связь?

Бродхест задремал и начал храпеть, так что она оставила его в покое, понимая, что отдых ему сейчас нужен более всего. Скоро ей нужно будет пойти забрать Перси из школы.

Захмелев от выпитого, она чуть не скатилась по ступенькам вниз, чтобы открыть магазин. На пороге стоял Эдмунд.

– Я из типографии в Фоссгейте, забрал афиши. Скоро будет выставка искусств и ремесел. Что скажете?

Развернув одну афишу, он положил ее на прилавок.

– Прошу прощения, я сейчас должен бежать, но я загляну позже, заберу их и узнаю ваше мнение о них.

Как раз в эту минуту по лестнице, пошатываясь, спустился Сэм Бродхест, распространяя вокруг себя запах бренди. Бросив взгляд на коренастого фермера, Эдмунд нахмурился:

– А, у вас посетитель! Простите, что не вовремя, надеюсь, я не очень помешал.

Он выскочил на улицу, а ошарашенная Грета не успела его остановить.

– Спасибо, дорогая, что выслушали меня. Я просто хотел, чтобы вы знали, как обстоят дела. Вы можете не торопиться выкупать ожерелье. В конце концов, это всего лишь жемчужины. То, чего я лишился, не измерить никакими деньгами. Это до сих пор не укладывается у меня в голове.

Сказав это, Сэм побрел в ближайший паб заливать свою боль спиртным. И только когда Грета, забрав Перси из школы, возвращалась с ней домой, до нее дошло, что Эдмунд подумал, будто она развлекалась наверху с мужчиной. Как ему такое вообще могло прийти в голову? Он что, думает, что она, одинокая вдова, рада утешиться с первым встречным?

Расстроенная, она весь вечер ждала, что он придет за своими афишами, рассчитывая все ему объяснить. Он не пришел ни в тот день, ни на следующий, но еще через день, вечером, она увидела, как он нетвердой походкой вышел из «Скрещенных ключей» и направился к ее магазину.

– Собственно, я хотел поговорить с вами. – Эдмунд приподнял шляпу. – Ваш кавалер не явился?

– Проходите, вы пьяны. Как вы посмели так обо мне подумать? Вы такой же, как и все остальные, считаете, что женщины нужны только для одного. Этот бедолага похоронил свою единственную дочь и зашел рассказать мне об этом, прежде чем пойти напиться с горя. У нас была договоренность о покупке жемчуга для ожерелья, которое ей теперь не суждено носить, и я угостила его бренди, чтобы подбодрить его, а вы решили, что я тайком погуливаю, да?