V

В конце мая Генеральный штаб приступил к разработке планов операции «Вайс». Планы должны были быть полностью закончены к 20 августа. Суть операции сводилась к молниеносному нападению с применением моторизованных и танковых дивизий. Требовалось сформировать две группы войск, Северную, состоящую из двух армий, расположенных в Восточной Пруссии и в Восточной Померании, под командованием фон Бока, и Южную, состоящую из трех армий, расквартированных в Силезии, под командованием фон Рундштедта.

Генеральный штаб не имел никакой информации относительно готовности Польши к нападению. Предполагалось, что Польша прибегнет к тактике затягивания в надежде на помощь со стороны Англии, Франции или России. Отсюда можно было сделать вывод, что с флангов она расположит сильные армии, а в центре – слабую. Однако не следовало исключать возможность нанесения Польшей отвлекающего удара по Восточной Пруссии или Верхней Силезии. Даже в этом случае, когда Польша, казалось бы, будет окружена, оставались небольшие сомнения, что удастся уничтожить чешскую армию. Германским планам сопутствовало счастливое обстоятельство. Празднества, связанные с двадцатипятилетней годовщиной битвы при Танненберге, предоставляли великолепную возможность перебросить часть войск морем.

Браухич откровенно сказал Гитлеру, что считает возможным захват польских территорий и что даже есть шанс одержать победу над Англией и Францией, но, если Россия окажется на стороне Запада, рухнет весь план. Браухич, конечно, не имел понятия о закулисных переговорах России и Германии, а Гитлер и не подумал информировать об этом Браухича или начальника Генерального штаба. Однако замечание Браухича еще больше укрепило мнение Гитлера, что польская проблема будет успешно решена в случае, если Россия займет благосклонную по отношению к Германии позицию. Правда, у Гитлера имелись и другие соображения. К сожалению, грубый политик, каким он, по сути, являлся, беззаботно готовящийся развязать мировую войну, Гитлер не допускал мысли, что армия, орудие его политики, может быть абсолютно не готова к серьезной войне. Катастрофически не хватало средств для ведения войны. На тот момент Германия имела в своем распоряжении всего лишь шесть дивизий, способных защитить западную границу, и даже таланты фон Лееба вряд ли могли помочь добиться успеха в случае решительного наступления пусть даже малочисленной французской армии.

Позже генерал Варлимонт сказал, что никогда еще немецкая армия не была так плохо подготовлена к войне, как в случае с Польшей. Ощущался недостаток боеприпасов, танков, моторизованных формирований и железнодорожных войск и, в первую очередь, обученных солдат и офицеров запаса.

Неожиданно Гитлер изменил тактику по отношению к командованию армии, и почему-то все вдруг решили, что Гитлер был бы полным «идиотом», если бы позволил себе «скатиться в мировую войну» и все ради польского коридора. Слова Редера, что нападение на Польшу приведет к мировой войне, стали восприниматься как неуместная шутка. Среди неожиданно успокоившихся был подполковник фон Лоссберг, офицер вермахта, прежде работавший в оперативном отделе Генерального штаба. Гитлер пригласил его к себе домой в Мюнхен и в присутствии Кейтеля заверил, что «операция «Вайс» никогда, никогда, никогда» не сможет стать причиной мировой войны.

Воспользовавшись случаем, Гитлер продемонстрировал презрительное отношение к западным государственным деятелям. Я, сказал фюрер, имел возможность встречаться с Даладье и Чемберленом. Они как пара старух, которые пьют чай и никогда пальцем не шевельнут ради своих польских союзников. Гальдер был среди тех, кто слушал его речи, но не опасался франко-британского вмешательства.

Нет ни малейших сомнений, что к тому моменту Гитлер поверил, что обладает даром предвидения. Он рисовал в своем воображении молниеносную войну против Польши и считал, что в наступившей паузе сможет перевести дыхание, а затем, как только позволят обстоятельства, возбудить дело против Запада. Козырной картой, спрятанной в рукаве, ему, конечно, виделись переговоры со Сталиным.

Но он полностью просчитался в оценке британского характера и стратегии и, что самое главное, недооценил ум Невилла Чемберлена. Старый джентльмен вернулся из Мюнхена с «миром», и теперь чувствовал, что лично обманут Гитлером, разворовывающим Чехословакию; он понял, что идти на уступки больше нельзя, и решил пересмотреть свои взгляды. Черчилль и его окружение резко критиковали Мюнхенское соглашение. Англия всегда оказывала сопротивление любой державе, стремящейся господствовать на континенте, и Чемберлен твердо решил противодействовать Гитлеру, если тот попытается решить польскую проблему с помощью силы.

Франция не так определенно высказывалась по этому вопросу, но находилась под влиянием Лондона, а Лондон был убежден, что можно рассчитывать, по крайней мере, на моральную поддержку Рузвельта. Но к величайшему сожалению, в Германии верили, что очередной блеф вновь приведет к победе.

VI

В августе Германия закончила подготовку, и в процесс сразу же включилась пресса, которая обрушила на обывателей град историй о безобразном отношении поляков к немцам. Попутно сообщалось, что нет никакой мобилизации, идет обычный призыв в армию. Агенты СС и гестапо начали фабриковать сообщения для прессы. Конечно, между немцами и поляками происходили столкновения; в Польше, как и в Германии, атмосфера постепенно накалялась.

Люди онемели от страха перед надвигающейся угрозой новой войны. Царившая атмосфера очень напоминала прошлогодние настроения, хотя многие еще цеплялись за надежду, что Гитлер опять сделает невозможное и продолжит список бескровных побед.

Шахт, лишившийся должности президента Рейхсбанка, занимал теперь чисто декоративную должность министра без портфеля и приблизительно в это время вернулся из поездки в Индию. Он безуспешно пытался связаться с Гальдером; начальник Генерального штаба не желал его видеть. Гальдер понимал, что бессмысленно возвращаться к прошлогоднему плану государственного переворота.

Тем временем Чиано навестил Риббентропа в его имении рядом с Зальцбургом (настоящий владелец имения, австрийский монархист, находился в концентрационном лагере). Чиано спросил Риббентропа, чего в действительности хочет Германия. Данциг? Польский коридор? Или и то и другое? Риббентроп, глядя в глаза Чиано, холодно ответил: «Мы не хотим ни того ни другого. Мы хотим войны». Чиано был потрясен. Война в Испании закончилась победой Франко. Италия оккупировала Албанию, но Италия не была готова к войне. Муссолини не хотел, чтобы война началась раньше 1942 года. Если бы Гитлер согласился подождать, сказал Чиано, то ось Берлин – Рим могла бы обеспечить восьмидесятипроцентный успех, а так шансы на успех пятьдесят на пятьдесят. 29 августа Чиано записал в дневнике: «Гитлер вступает в войну, несмотря на катастрофическую нехватку вооружения».

Генеральный штаб испытывал подобные же чувства. В июне и июле Гальдер неоднократно пытался предупредить французского и английского послов. Он убеждал их, что Гитлер отказывается верить в то, что Франция и Англия могут вмешаться в конфликт, встав на сторону Польши, и что только твердая позиция их правительств заставит Гитлера отказаться от своих планов. Позже Гальдер рассказывал, что «умолял» послов, но было уже поздно. Так же как его предшественники, Гальдер боялся войны, в которой погибнут и люди и государство. Одновременно подобные действия предпринимал находившийся в Лондоне Вайцзеккер, с которым тесно контактировал Гальдер.