– Слава богу, я знаю кое-кого, кто уже через это прошел… – Кэти отпрянула, как от оплеухи, и я с опозданием поняла, что ляпнула что-то не то. – Прости…

– Все в порядке, – пробормотала она.

– Не в порядке. Понимаю, для тебя это нелегко, особенно в середине суда. Я могла бы сказать, что однажды у тебя будет другой ребенок, но я помню, что чувствовала всякий раз, как кто-то из моих беременных замужних подруг говорил мне нечто подобное.

– И что же ты чувствовала?

– Что мне хочется врезать ей.

Кэти застенчиво улыбнулась:

– Ага, что-то вроде этого. – Глянув на мой живот, она отвела глаза. – Я рада за тебя, Элли, правда. Но от этого мне не легче. Я все время говорю себе, что мама потеряла троих детей – четверых, считая Ханну. – Она пожала плечами. – Можно радоваться за удачу другого человека, но это не значит, что забудешь собственные несчастья.

Именно в тот момент я окончательно уверилась в том, что Кэти хотела ребенка. Она могла тянуть время и не признаваться в своей беременности, но, как только ребенок родился, у нее не возникало вопроса, любить его или нет. Я с удивлением смотрела на нее, понимая, что подготовленная мной к суду защита становится правдой.

– Это для меня так много значит. – Я сжала ее руку. – То, что я могу поделиться с кем-то своим секретом.

– Скоро сможешь рассказать Купу.

– Пожалуй.

Я не знала, появится ли он в эти выходные. Когда он высадил нас на ферме в пятницу вечером, мы ничего не планировали. Раздосадованный моим отказом переехать к нему, Куп держал дистанцию.

Кэти накинула шаль на плечи:

– Думаешь, он обрадуется?

– Знаю, что обрадуется.

Она подняла на меня глаза:

– Наверное, вы поженитесь.

– Ну, – откликнулась я, – пока ничего про это не знаю.

– Спорим, он хочет на тебе жениться.

Я повернулась к ней:

– Это не Куп сдерживается.

Я ждала, что Кэти с удивлением уставится на меня, спросит, почему я уклоняюсь от очевидного легкого пути. У меня был человек, любивший меня, отец моего будущего ребенка, желавший этого ребенка. Даже я сама не понимала собственного сопротивления.

– Когда я узнала, что беременна, – тихо произнесла Кэти, – то подумала, что скажу Адаму. Он, правда, уехал, но если бы я на это настроилась, то отыскала бы его. А потом я поняла, что на самом деле не хочу говорить Адаму. Не потому, что он будет недоволен, – нет, совсем наоборот. Я не хотела говорить ему, потому что тогда у меня не осталось бы выбора. Я бы знала, что мне надо делать, и сделала бы это. Но я боялась, что однажды посмотрю на ребенка и подумаю: а люблю ли я тебя…

Голос Кэти замер, и я повернулась, поймав ее взгляд и закончив за нее фразу:

– И подумаю: а как я здесь оказалась?

Кэти уставилась на ровную поверхность виднеющегося вдали пруда.

– Точно, – ответила она.

Сара пошла к курятнику.

– Тебе необязательно это делать, – в третий раз сказала она.

Но я чувствовала себя виноватой из-за того, что проспала утро.

– Мне это совсем нетрудно, – сказала я.

Фишеры держали двадцать четыре курицы для носки яиц. По утрам мы с Кэти ухаживали за курами: кормили птиц и собирали яйца. Поначалу куры клевали меня до крови, но в конечном итоге я научилась подсовывать руку под теплый задок курицы, не получая травму. По сути дела, мне не терпелось показать Саре, что я в чем-то знаю толк.

Со своей стороны, Саре не терпелось забросать меня вопросами по поводу суда над Кэти. Пока Аарон был далеко, она расспрашивала меня о прокуроре, свидетелях, судье. Она спросила, придется ли Кэти говорить в суде? И выиграем ли мы?

Последний вопрос был задан у двери в курятник.

– Не знаю, – призналась я. – Я делаю все возможное.

Губы Сары растянулись в улыбке.

– Да, – тихо произнесла она. – Ты стараешься.

Она толкнула деревянную дверь, птицы с громким кудахтаньем разбежались в стороны, взметнув в воздух перья. Курятник чем-то напоминал мне парикмахерскую, в которой собрались щебечущие дамы, и я улыбнулась при виде квохчущей курицы, хлопающей крыльями. Подойдя к насесту, я принялась искать снесенные яйца.

– Нет, – наставляла меня Сара, когда я перевернула вверх тормашками красно-коричневую курицу. – Она еще хорошая. – Я смотрела, как Сара засовывает линяющую курицу себе под мышку, словно футбольный мяч, и надавливает пальцами на место между двумя косточками, выступающими сзади. – А вот эта перестала нестись, – держа курицу за ноги и протягивая мне, сказала она. – Дай мне взять другую.

Курица в попытке вырваться извивалась в моих руках, как Гудини. Совершенно сбитая с толку, я изо всех сил сжимала кулак вокруг ее узловатых лап, пока Сара подыскивала другую птицу. Потом, разгоняя птиц, она направилась к двери курятника.

– А как насчет яиц? – спросила я.

Сара оглянулась через плечо:

– Они перестали нестись. Вот почему они пойдут на ужин.

Я остановилась как вкопанная, взглянув на курицу и едва не выпустив ее.

– Пойдем, – выходя из курятника, сказала Сара.

Я увидела колоду для рубки, топор и ведро с горячей водой. Сара грациозным движением бросила курицу на колоду и отрубила ей голову. Потом она отпустила куриные лапы, и обезглавленная птица, перекувырнувшись, сплясала джиттербаг в луже собственной крови. Я с ужасом смотрела, как Сара тянется к курице в моих руках. Едва она освободила птицу из моей хватки, как я упала на колени и меня вырвало.

В следующее мгновение Сара гладила меня по волосам.

– Ах, Элли, – проговорила она, – я думала, ты знаешь, что это такое.

Я покачала головой, отчего меня снова замутило.

– Не надо было мне приходить.

– Кэти тоже этого не выносит, – призналась Сара. – Я попросила тебя пойти со мной, поскольку это намного проще, чем возвращаться в курятник после первой курицы.

Она похлопала меня по руке – на запястье у нее было пятно крови. Я закрыла глаза.

Я слышала, как Сара двигается у меня за спиной, погружая в горячую воду обмякшие тушки куриц.

– Куриные клецки, – неуверенно произнесла я. – Куриная лапша…

– Конечно, – откликнулась Сара. – Откуда, по-твоему, берется куриное мясо?

– Фрэнк Пердью.

– Он делает это точно так же, уж поверь мне.

Я обхватила голову руками, отгоняя от себя мысли обо всех кусках грудинки и мяса для гамбургеров, съеденных нами, и о маленьких бычках, родившихся на ферме за время моего пребывания здесь. Люди видят лишь то, что хотят видеть. Взять хотя бы Сару, закрывавшую глаза на беременность Кэти, или коллегию присяжных, готовых дать оправдательный приговор на основе свидетельских показаний определенного симпатичного свидетеля, или мое нежелание признать, что связь между Купом и мной – нечто большее, чем физический факт создания ребенка.