Адам перевел взгляд с меня на Купа и медленно опустился на стул.

Как только Адам вышел в туалет, я сказала Купу, что нам надо поговорить.

– Я весь внимание.

Куп взял с моей тарелки ломтик картофеля фри и засунул себе в рот.

– Наедине.

– С удовольствием, – ответил Куп, – но что мне делать с моим подопечным?

– Не подпускай его к моей подопечной.

Вздохнув, я решила держать новость при себе до окончания суда. В конце концов, я должна была сосредоточиться на Кэти, а не на себе. Но стоило лишь взглянуть на Адама Синклера, чтобы понять, к какой беде может привести молчание, пусть даже из лучших побуждений.

Не успела я принять какое-либо решение, как Адам предложил свое. Вернувшись из туалета с красными глазами и благоухая запахом мыла, он застенчиво остановился у стола.

– Если это не очень вас затруднит, – попросил он, – не могли бы вы отвезти меня на могилу моего сына?

Куп остановил машину рядом с амишским кладбищем.

– Оставайтесь там столько, сколько захотите, – сказал он.

Адам вылез из машины, ссутулив плечи от ветра. Я тоже вышла и повела его к небольшим воротам.

Идя к свежей могиле, мы поднимали ногами маленькие вихри опавших листьев. Надгробие, к которому летом прикасались руки Кэти, источало зимний холод. Адам засунул руки в карманы и, не оборачиваясь, заговорил со мной:

– Похороны… Вы здесь были?

– Да. Это было трогательно.

– Службу проводили? Цветы?

Я подумала о короткой, неутешительной молитве, произнесенной епископом, о традициях «простых» людей, не разрешающих украшать могилу, – ни цветов, ни вычурных надгробий.

– Это было трогательно, – повторила я.

Адам кивнул, потом уселся на землю рядом с могилой. Протянув руку, он осторожно провел пальцем по закругленному краю надгробия – так новоиспеченный отец мог бы благоговейно прикоснуться к изгибу щеки новорожденного. У меня защипало в глазах, я резко повернулась и пошла к машине Купа.

Я проскользнула на пассажирское место. Куп из окна наблюдал за Адамом.

– Бедняга. Кто бы мог подумать.

– Куп, – сказала я. – Я беременна.

Он повернулся ко мне:

– Что-что?

Я сложила руки на животе:

– Ты все правильно услышал.

Факт существования этого ребенка перепутал все мои мысли. Однажды я бросила Купа по глупости, но и остаться с ним по глупости мне не хотелось. Я с пристальным ожиданием вглядывалась в его лицо, я говорила себе, что его реакция ни в коей мере не повлияет на мое решение по поводу будущего, но при этом спрашивала себя: зачем тогда я жажду услышать его ответ? Насколько я могла припомнить, я впервые засомневалась в преданности Купа мне. Конечно, он просил меня переехать к нему, но это было совсем другое. Возможно, он хотел провести со мной остаток жизни, но он мог и не ожидать, что это наступит столь внезапно или будет иметь такие длительные последствия. Он никогда не упоминал брак, никогда не упоминал детей.

Я предоставила Купу идеальный повод уйти из моей жизни и дать мне передышку, к которой я всегда стремилась, но теперь поняла, что не хочу, чтобы он ушел.

Куп не улыбнулся, не прикоснулся ко мне, а лишь сидел рядом, оцепенев, и я начала паниковать. Может быть, Кэти все правильно понимала, может быть, самое лучшее было выждать несколько дней.

– Итак, – сказала я дрожащим голосом. – Что ты об этом думаешь?

Он потянулся ко мне через сиденье и убрал мою руку с того места, где она закрывала мой живот. Потом приподнял край футболки и наклонился вперед, и я почувствовала, как он целует меня в живот.

Я даже не догадывалась, что сдерживала дыхание, и теперь оно прорвалось вздохом облегчения. В следующий момент я обнимала руками его голову, запустив пальцы ему в волосы, а Куп, обхватив меня за бедра, крепко прижимал к себе.

Он настоял на том, чтобы проводить меня до дверей дома Фишеров.

– Я не умственно отсталая, Куп, – заметила я. – Просто беременная.

Однако феминистка во мне сдалась, тайно восхитившись тем, что с ней обращаются, как с комнатной фиалкой.

На крыльце он развернул меня к себе и взял за руки:

– Знаю, эта часть ожидается до ребенка, но я хочу, чтобы ты знала: я тебя люблю. Я так давно тебя люблю, что даже не могу вспомнить, когда это началось.

– А я могу. Это было после вечеринки «Каппа Альфа Тета» в Ночь святого Хуана, когда ты нырял в хлебный спирт, а потом участвовал в соревнованиях в голом виде по выдуванию шариков из трубки.

Куп застонал:

– Давай не будем рассказывать ему, как мы встретились, ладно?

– Почему ты так уверен, что это «он»?

Вдруг Куп замер и приложил ладонь к уху:

– Ты слышишь это?

Я прислушалась, но покачала головой:

– Нет, а что?

– «Мы», – произнес он, легко поцеловав меня. – Звучит как «родители».

– Пугающая мысль.

Он улыбнулся, потом наклонил голову и уставился на меня.

– Что такое? – смутившись, спросила я. – У меня в зубах застрял шпинат?

– Нет. Просто такой момент бывает лишь раз в жизни, и я хочу запомнить его.

– Думаю, раз это так для тебя важно, можем устроить, чтобы ты иногда провожал меня домой.

– Господи, разве нельзя помолчать?! Неужели все женщины такие болтливые или это потому, что ты адвокат?

– Ну, на твоем месте я бы сказала все, что собиралась сказать, потому что Адам непременно устанет ждать тебя в машине и поедет в Филадельфию без тебя.

Куп взял мое лицо в ладони:

– Эл, ты заноза в заднице, но моя заноза. – Он провел большими пальцами по моим щекам. – Выходи за меня замуж, – прошептал он.

Я схватила его за руки. Над его плечом я увидела восходящую луну, призрак в небе. Я поняла, что Куп прав: я запомню этот момент с той же ясностью и точностью, как тот последний раз, когда он предложил мне разделить с ним жизнь, а я ему отказала.

– Ты меня возненавидишь, – сказала я.

– Ты не сделаешь этого со мной снова. – Он опустил руки. – Я тебе не позволю.

Я видела, как заиграли на его челюсти желваки.

– Я не говорю «нет». И «да» тоже не говорю. Куп, я только что поняла, в чем дело. Я чувствую, что мне подходит слово «мать». Но одновременно не могу примерить на себя «жену».

– Миллионы других женщин могут.

– Не совсем в таком порядке. – Стараясь успокоить, я погладила его по груди. – Недавно ты сказал мне, что у меня есть время подумать. Это остается в силе?