– Чего ёрзаешь, Яшка! – усмехался Боброк. – Это тебе не в стороже служить: налетел, порезал и утёк. Тут весь терпёж потребуется. Сиди смирно!

– Я сижу…

– А зачем в седле-то? За отца боишься? Не бойся! Более одного раза его не убьют! А ну слезай с седла!

И в тот же миг Яков увидел среди общей сумятицы реющий над полем лик Спаса Нерукотворного – стяг великого князя – и фигуру в красном плаще под ним. Бренок жив! «Значит, и мой отец, Бренка оберегающий, тоже жив наверняка», – подумалось Якову.

– Жив-то он жив, – словно угадав эти мысли, пробормотал Боброк. – А Передовой полк пал весь.

– И генуэзцев отправил в жаркое пекло, всех до одного отправил! – добавил князь Владимир.

Вот на Большой полк надвигалась туча татарской конницы. Навстречу татарам набирали ход тяжёло вооружённые русские всадники…

…Так смотрели они не час и не два, как об истерзанный русский строй бился прибой ордынского моря. Свист стрел давно утих, небо над битвой очистилось, колчаны опустели. Солнце миновало зенит. Стояла страшная, удушающая жара.

Обе армии смертельно устали. Те, кто час назад были полны сил, ныне валялись на земле, тяжело дыша и с тоской ожидая новой сшибки. А Боброк Волынец всё стоял с Засадным полком под сенью плакучих берёз. Суровым, неподвижным сделалось его лицо. Третий раз уж Никита Тропарёв предложил ему ковш с водой, а воевода всё отказывался. Не ел, не пил. Владимир Серпуховской сидел у ног его коня, сняв шелом, уронив голову на руки. Невмочь стало смотреть братанику великого князя, как гибнет русское войско. Сколько ни старался, Яков уж не мог отыскать взглядом стяг со Спасом Нерукотворным.

– Дмитрий Михайлович! – Яков ухватил Боброка за стремя. – Когда же…

– Ждём своего часа, парень! Это тебе не в стороже служить!

* * *

Князь Владимир злился. Дважды садился он в седло и дважды спускался наземь, вняв уговорам Боброка.

– Не горячись, Владимир Андреевич! – приговаривал старый воевода. – Ещё не настало наше время. Сложить головы успеем. Но нам ведь надо и врага успеть победить!

Яков видел, как вал ордынских всадников оттеснил полки Левой руки и вклинился в ряды Большого полка. До ушей донеслись победные вопли татар. В воздухе мелькали отрубленные головы русских ратников, воздетые на копья. Ордынцы праздновали победу.

– Наше левое крыло удирает, – буднично сказал Боброк Волынец. – Поможем ему оборотиться вспять, на врага. Теперь пора. Ребята! На конь!

* * *

Они ураганом вылетели из рощи.

– Ру-у-у-у-у-сь! – вопили ратники Боброка Волынца. Им отвечал утробный вой вражеского войска. Погибель посверкивала в руке Якова, ждала своего времени, чтобы утолить жажду крови. Конь в бешеном галопе разбивал в прах сохлую траву. Вот они, татары. Вот стали различимы раскосые глаза, неясные пока узоры чеканки на их шлемах. «Успеешь рассмотреть, как ближе сойдёшься», – сказал себе Яков. Он посматривал на стяг Владимира Храброго и мчался за ним, занося Погибель для первого удара. Виделся Яшке и Никита Тропарь с разверстым в крике ртом. Вот Никитов булатный меч валится в кровавую траву, валится вместе с правой рукой Никиты. Теперь уж точно конец?

Яков взмок, устал и потерял щит, прежде чем мир в глазах накренился, перевернулся, и затем наступила тьма. Сверху надавило тяжёлое тело коня, утыканное вражескими стрелами, погребло под собой умирающего всадника.

* * *

Ослябя, словно пьяный, бродил по полю. Засматривал в лицо каждого покойника, каждому раненому говорил слова ободрения и втыкал рядом с ним в землю древко со стягом иль простое копье. И упрямо звал и звал своего сына по имени.

Спускались сумерки, Ослябя устал, скинул с себя шелом, наплечники и нагрудник, отжал мокрую от пота рубаху. Пот слепил глаза, и сперва Андрей подумал, что обознался. Потряс головой и пал на колени. Перед ним на земле лежала Погибель, чью рукоять всё ещё сжимала знакомая маленькая рука. Смертная бледность кожи явственно проступала даже сквозь загар. Почти всё тело скрывалось под трупом утыканного стрелами коня. Видно было лишь растрёпанный русый затылок и часть спины, прикрытую кольчугой. Ослябя совсем пригнулся к земле, отвёл чуть в сторону русые волосы лежащего, чтобы опознать его. Сомнений не осталось.

Сначала Ослябя вытащил из руки мёртвого сына Погибель, потом нашёл в себе силы вызволить его из-под убитого животного. Отдышался, помолился и взвалил тело сына на плечи. Он нёс свою ношу в сторону Дона, туда, где стояли телеги обоза. Оттуда слышалась русская речь. Туда сходились те выжившие, которые могли идти. Туда сносили раненых.

На этом пути Ослябю нашёл Север. Конь милостиво позволил положить себе на седло мёртвое тело. Так дошли они до Дона, где в зарослях ивняка Ослябя оставил Якова, прикрыв ему лицо своей рубахой.

– А теперь пойдем князя Дмитрия искать, Север, – устало сказал Ослябя. – Куда ж он запропал-то в Бренковом доспехе? Ведь и не узнать могут. А не должно князю брошену быть, нельзя.

Они пошли рядом, назад, на поле боя. Всадник держал коня за повод, потому что не хотелось тратить силы на то, чтоб садиться в седло, да и с высоты седла хуже были видны лица лежащих воинов.

– Ты не кручинься, Север, – едва шептали Ослябины губы. – Яков умер, а я не помру. Я до-о-олго стану жить. Мне все муки ещё надо отмучиться, все беды претерпеть и до прощения добрести.

Так шёл Андрей Ослябя, пока вдруг справа, на лесной опушке, возле дубравы не послышались радостные крики:

– Здесь он! Великий князь здесь!

Уж не морок ли это? Превозмогая себя, Ослябя сел в седло и поехал в ту сторону. Не доезжая дубравы, увидел двух ратников, которые хлопотали возле третьего, лежащего в тени под сломанной берёзой. Они поили того водой из фляги, утирали кровь и пот с лица. Глянув на лежащего, Андрей сразу признал Бренковы доспехи. Значит, это в самом деле великий князь!

Меж тем Дмитрий Иванович с помощью одного из ратников поднялся на ноги, а второй ратник уж вскочил на своего конька и помчался в сторону русского стана, не переставая возглашать:

– Жив великий князь! Нашёлся!

– А! Ты здесь, Ослябя… – устало произнёс Дмитрий, наконец увидев того на поляне. – Сказали вот тут мне… что Мамай разбит и бежал… Победили, стало быть, превозмогли…

– Превозмогли.

– А где Бренок? Жив?

– Пал. От стрелы я его не уберёг.

– Зато меня уберёг, – сказал Дмитрий. – Уберёг своим советом. Прав был Сергий, когда поручил меня тебе. Прав.

Ослябя хотел слезть с коня, чтоб предложить его великому князю, но Дмитрий махнул рукой:

– Ступай с Богом. Сейчас братаник мой Володимер приедет. И коня приведёт, а тебя на своей службе более не держу. Возвращайся в обитель или ещё куда – куда душа твоя желает.

* * *

Ослябя положил бездыханное тело Пересвета на телегу рядом с телом Якова. Похлопал возницу, Никиту Тропаря по усталой ссутуленной спине, спросил хрипло: