Пирогов не только исполнял обязанности главного хирурга в осажденном Севастополе, но и отвечал за деятельность «сестер милосердия» — медицинских сестер, которые приезжали из Санкт-Петербурга и Москвы, чтобы помогать в уходе за растущим количеством раненых и больных. 6 декабря 1854 г., через месяц с небольшим после прибытия в Севастополь, хирург писал:

Эта группа, первая из нескольких прибывших на Крымский театр военных действий, состояла преимущественно из дворянок. Тем не менее эти дамы не были первыми сестрами милосердия в Севастополе. Местные женщины — жительницы города, а также жены и дочери из семей военнослужащих гарнизона — помогали русской армии еще со времен сражения на Альме. В одном из предыдущих писем Пирогов отмечал: «При перевязке можно видеть ежедневно трех или четырех женщин; из них одна знаменитая Дарья, одна дочь какого-то чиновника, лет 17 девочка, и одна жена солдата»[662]. Женщина, которую он назвал по имени, — это местная героиня Дарья Лаврентьевна Михайлова, восемнадцатилетняя девушка, дочь русского моряка, погибшего во время Синопского сражения. Впоследствии молва окрестила ее Дашей Севастопольской. По собственной инициативе она ухаживала за ранеными на поле боя на Альме, а затем в Севастополе. О ее необыкновенной самоотверженности и преданности делу узнала вся Россия; Николай I пожаловал ей 500 рублей серебром и пообещал еще 1000, если она выйдет замуж, а в ноябре 1854 г. ее наградили золотой медалью «За усердие»[663]. Пирогов писал, что она с гордостью носила свою награду, ухаживая за ранеными. Хирург отмечал, что она «не дурна собой», и ее внешность радовала глаз раненых[664]. Ее подвиг вполне реален, а скромное, недворянское происхождение впоследствии сделало ее подходящей героиней для советской пропагандистской машины[665].

Не подлежит сомнению, что усилия Пирогова, таких женщин, как Дарья и сестры милосердия, значительно облегчили страдания раненых русских солдат как во время всей Крымской кампании, так и при осаде Севастополя. Впоследствии Пирогов суммировал опыт, полученный в двух конфликтах, в которых ему пришлось участвовать в 1840-х и 1850-х гг. Опубликованный в 1864 г., его монументальный труд «Начала общей военно-полевой хирургии» стал основным учебником в немецкоязычном мире, а его перевод на русский — в России[666]. Книга содержит многие давшиеся дорогой ценой уроки о необходимости чистоты и предотвращения инфекции в армейских госпиталях. В частности, Пирогов был убежден, что «не медицина, а администрация играет главную роль в деле помощи раненым и больным на театре войны»[667].

Пирогов описывал, как трудно было русским найти подходящие места для лечения раненых в Севастополе; этот аспект осады города практически не упоминается в рассказах союзников. После сражения на Альме главный военно-морской госпиталь на восточной, Корабельной стороне Севастополя был переполнен. С началом бомбардировки союзников условия в нем стали невыносимыми. В марте 1855 г. Пирогов писал, что его следует закрыть. К этому времени многие другие здания использовались как импровизированные перевязочные пункты и госпитали, в том числе Николаевская и Павловская батареи в южной части города и Михайловская батарея в северной[668]. Эти оборонительные укрепления были более безопасными, чем частные дома или офицерские столовые, приспособленные под медицинские нужды, но их вряд ли назовешь идеальным местом из-за скученности, плохих освещения и вентиляции.

Один отрывок из трактата Пирогова о военно-полевой хирургии вряд ли понравился его бывшим армейским начальникам. Вспоминая разочарования, испытанные в Севастополе, он выражает недовольство поведением врачей: «…его прямая обязанность не скрывать перед начальством того, что может, по его убеждению, вредить больным, и он будет недостоин своего призвания, когда из неуместного страха или личных расчетов удержится объявить правду там, где идет дело о пользе его больных»[669]. Наверное, не случайно, что после Крымской войны Пирогов много лет не занимался военно-полевой медициной[670].