ПЕРВЫЙ ШТУРМ МАЛАХОВА КУРГАНА И РЕДАНА

Перед тем как предпринять решительный штурм Малахова кургана, союзники решили уничтожить его аванпосты. Третья бомбардировка началась во второй половине дня 6 июня залпами почти 550 пушек и мортир союзников. Предвидя последующую атаку, русские для ее отражения подтянули резервы и укрепили самый опасный, восточный сектор. Если французы сосредоточили значительные силы в составе четырех бригад, то англичане выделили для этой предварительной атаки всего пару батальонов. В ночь с 6 на 7 июня под плотным огнем русских французы захватили Мамелон и два других редута, правда ценой тяжелых потерь (приблизительно 5500 человек).

Толстой лаконично отметил в дневнике: «26 взяты Селенгинский, Волынский и Камчатский редуты. Я был в Севастополе на другой день и убедился, что он не падет»[676]. К этому времени он закончил службу на четвертой батарее и теперь командовал горной батареей в Бельбеке, приблизительно в 20 километрах от Севастополя. Его перевели туда по приказу Александра II, который хотел обеспечить безопасность молодого писателя. Однако Толстой был недоволен этим назначением. В дневнике он признавался: «Я решительно неспособен к практической деятельности; и ежели способен, то с большим трудом, которого не стоит прилагать, потому что карьера моя не практическая»[677]. Толстой не только писал — он продолжал пить, играть в карты и волочиться за женщинами. Однако для большинства тех, кто защищал или собирался штурмовать Севастополь, главным повседневным занятием оставался бой (или ожидание боя).

Пока французы штурмовали Мамелон, британцы совершили рейд на юго-восточные пригороды Севастополя и захватили Каменоломни, позицию, которая располагалась напротив Редана. Несмотря на то что этот успех приветствовался в армии, не участвовавшей в серьезных боестолкновениях после Инкерманского сражения, потери — 671 человек убитых и раненых, примерно половина участвовавших в операции, — были явно непропорциональны маленькому клочку земли, который удалось отвоевать. Беспокоило не только большое число погибших офицеров, но и плохая — или даже никудышная, как выразился Пембертон, — работа штаба. Это была не просто старая печальная история о британской армии в Крыму: получаемые приказы «были нечеткими, а иногда противоречивыми». Дело усугублялось несколькими серьезными ошибками. По словам историка Пембертона, «штаб, который планировал операцию, неверно оценил не только силы, необходимые для захвата Каменоломен, но и те, которые были нужны для отражения контратак. Резервы были малочисленными и находились слишком далеко»[678]. Эти недостатки стали предвестниками многих ошибок, от которых страдала британская армия на Западном фронте Первой мировой войны, в том числе в сражениях на Лос-ан-Гоэль в 1915 г. и на Сомме в 1916 г.

По мнению Патулло, ценность оперативного подхода союзников, не говоря уже о таких незначительных целях, как Каменоломни, была сомнительной. В письме домой от 11 июня он сомневался, разумно ли «наступать постепенно, вместо того чтобы завершить осаду штурмом», и предположил, что «осторожность и медлительность обойдется нам дороже дерзкого броска». Более того, на его взгляд, Каменоломни находились «за чертой разумного», поскольку «над ними господствовали многие позиции русских», и поэтому их «невозможно превратить в наступательные позиции». Патулло считал, что «достаточно было захватить [Каменоломни] за день до штурма Редана»[679]. Тот факт, что британцам придется штурмовать Редан, похоже, не вызывал сомнений, несмотря на то что после взятия Малаховской башни эта позиция становилась ненужной для русских защитников города. Не в первый раз в этой кампании — а если уж на то пошло, во многих войнах после нее — национальная гордость и взаимоотношения внутри коалиции одерживали верх над оперативной логикой. Печально, но факт остается фактом: два британских штурма Редана в июне и сентябре 1855 г. были ненужными и дорогостоящими неудачами, продемонстрировавшими как ошибочность самого замысла, так и бестолковость при его исполнении. Единственным оправданием второго штурма может служить то, что он, возможно, помог французам отразить неизбежные попытки русских вернуть Малахов курган.

После успешных подготовительных операций в начале июня мнения насчет того, как скоро будет взят Севастополь и успешно завершена осада, разделились. Гордон 8 июня 1855 г. оптимистично предсказывал: «Я не думаю, что город продержится еще десять дней, и, как только мы его возьмем, Крым будет наш»[680]. Подобная уверенность, получившая широкое распространение, оказалась ошибочной. Массированный штурм союзников, который они начали 18 июня (символическая дата — 40-летие сражения при Ватерлоо), был отбит с тяжелыми потерями для обеих сторон. План Пелисье, одобренный немощным Рагланом (вероятно, он уже заразился холерой) на военном совете, состоявшемся 16-го числа, представлял собой самую масштабную из операций, которые до сих пор проводили союзники. Он предусматривал, что не меньше 44 французских батальонов (30 тысяч человек) начнут наступление широким фронтом, чтобы захватить первую и вторую батареи, а затем и Малаховскую башню. Основные силы (две из трех дивизий) французы сосредоточили против последней цели. После взятия Малаховской башни британская сводная группа из подразделений Второй и Легкой дивизий численностью около 14 тысяч человек должна атаковать Третий бастион — Редан — и Пересыпь у входа в Южную бухту. Французы должны были начать наступление в 3:00, за час до рассвета 18-го числа, после бомбардировки (четвертой с начала осады), которую предполагалось вести весь день 17 июня.

Неуместная спешка в проведении операции союзников привела к тому, что она была плохо спланирована и подготовлена. В любом сражении дьявол в деталях — и не в последнюю очередь в местности и расстоянии, которые нужно преодолеть пехоте и инженерным подразделениям на открытом пространстве под огнем противника. Французы придвинули свои окопы на расстояние 400 метров от Малахова кургана, но их войскам требовалось преодолеть более 600 метров, чтобы атаковать Второй бастион — Малый редан. Перед британцами простирались около 400 метров открытой местности перед Третьим бастионом — Реданом. Бомбардировка союзников 17 июня, по всей видимости, нанесла серьезный ущерб оборонительным укреплениям противника, но, к несчастью для британцев, их артиллерия вечером прекратила огонь, что позволило русским восстановить укрепления и приготовиться к массированной утренней атаке. Более того, союзникам не удалось использовать фактор внезапности, поскольку около 2:00 русские секреты обнаружили, что в Килен-балке противник накапливает крупные силы. Вовремя предупрежденный генерал-лейтенант Хрулев, которого назначили командующим сводной группой в Корабельной стороне, сообщил своим войскам о готовящейся атаке. Вскоре русские боевые дозоры подтвердили присутствие французов[681]. Неизбежные «трения на войне» проявились тогда, когда генерал Жозеф Деций Николя Мейран, командующий правым флангом французов, ошибочно принял ракету за сигнал Пелисье к началу операции. Поэтому он начал наступление на пятнадцать минут раньше назначенного времени, 3:00 утра. После этого управление войсками было потеряно; другие французские подразделения пошли на штурм слишком поздно, а британцы атаковали Редан, не дожидаясь захвата Малаховской башни. В такой неразберихе катастрофа была неизбежной.