ОСАДА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

К апрелю 1855 г. увеличивавшаяся 110-тысячная французская армия стала значительно сильнее британского контингента в Крыму, численность которого составляла около 30 тысяч человек. В письмах Гордона стало проскальзывать разочарование и даже некоторая зависть к французам. Его комментарии весьма критичны:

Критику Гордоном французов вряд ли можно назвать справедливой, однако он точно так же критиковал свое высшее командование и противника. Его нетерпение и юношеская пылкость видны в следующем письме:

С конца осени 1854 г. до конца Крымской кампании французы оставались главным партнером коалиции, если считать количество войск, и соответственно могли влиять на стратегию союзников. К началу лета 1855 г., имея 120 тысяч человек, французы могли диктовать свои условия. Британская армия уже не была второй — Британию опередила Османская империя, которая отправила на театр военных действий 55 тысяч человек под командованием Осман-паши. Недавно прибывший в Крым контингент королевства Пьемонт-Сардиния насчитывал 17 тысяч человек.

И союзники, и русские были более активными, чем может показаться из жалоб Гордона. Французы и британцы удерживали оперативную инициативу, пытаясь усилить давление на Севастополь и выйти из тупика, в который зашла осада. Тем не менее главная слабость в их кампании осталась прежней: неспособность захватить северную часть города. Союзники не делали попыток провести такую операцию, но предприняли другую, меньшую по масштабу и направленную на ограничение снабжения Севастополя. Объектом атаки был выбран город Керчь на восточной оконечности Крыма, у входа в Азовское море. Однако ни захват города 25 мая 1855 г., ни последующие операции на море не смогли существенно ослабить способность Севастополя к сопротивлению. Когда в сентябре союзники наконец вошли в город, то обнаружили там значительные запасы продовольствия. Защитникам не хватало боеприпасов и пороха, но взятие Керчи на них почти не повлияло.

Тем временем командующие силами союзников, испытывавшие сильное давление со стороны Парижа и Лондона, возобновили наступательные операции у стен Севастополя и вокруг него. Впереди, как всегда, были французы. Они захватили Федюхины горы к северу от Северной долины, по которой 25 октября 1855 г. наступала Легкая бригада. В результате русским пришлось эвакуировать редуты на Кадыкойских высотах (вдоль Воронцовской дороги), которые они захватили в начале Балаклавского сражения полгода назад. Сардинцы обезопасили правый фланг французов, захватив гору Гасфорта. Французы штурмовали русские окопы перед Карантинным и Центральным бастионами к западу и югу от Севастополя соответственно.

В июне 1855 г. численность русских войск в Севастополе и вокруг него составляла около 75 тысяч человек. Город защищали семьдесят восемь пехотных батальонов (45 тысяч человек) и 9 тысяч корабельных артиллеристов, а небольшая полевая армия в составе тридцати девяти батальонов (21 тысяча человек) с сотней полевых пушек занимала позиции в долине Бельбек и на Мекензиевых высотах, защищая линии коммуникаций с остальным Крымом и угрожая войскам союзников, ведущим осаду города. По оценкам русских, соотношение сил составляло 2,25:1. В распоряжении союзников было 170 тысяч человек: приблизительно 100 тысяч французов (заниженная оценка), 45 тысяч британцев (завышенная оценка), 15 тысяч сардинцев и 10 тысяч турок[672]. Несмотря на явное численное превосходство, любая наступательная операция союзников, направленная на завершение осады, зависела от того, сумеют ли они в нужное время и в нужном месте сосредоточить достаточное количество артиллерии, пехоты и штурмовых инженерных подразделений, чтобы сломить сопротивление русских и преодолеть мощные оборонительные укрепления. С точки зрения оперативного планирования оставались неясными важные вопросы: где сосредоточить усилия и как объединить разрозненные силы союзников, добившись согласованных действий. В отсутствие верховного командования союзными войсками ответы на эти вопросы могли дать только французы, игравшие роль первой скрипки.

В начале июня новый французский главнокомандующий, ветеран Алжирской войны генерал Эмбаль Жан-Жак Пелисье, сменивший де Канробера 16 мая 1855 г., решил, что главным направлением атаки его армии будет Малаховская башня (см. карту 9). Он верно определил, что эта позиция служит ключом к обороне Севастополя, подтвердив оценку Бергойна, которая вызвала столько споров в начале года. Как отметил один проницательный историк, если Малаховская башня будет удерживаться союзниками, то «могут быть захвачены Редан и весь квадрант от Первого бастиона на краю бухты, на северо-восток и до Казарменной батареи на юге». Более того, «главная якорная стоянка в бухте, от которой до Малаховской башни всего 2000 ярдов, станет непригодной к использованию». Поэтому русским «придется покинуть» Корабельную сторону, что означает падение Севастополя[673]. Именно так все и произошло, причем не только в сентябре 1855 г. после успешной атаки французов, но и во время второй обороны Севастополя в начале июля 1942 г., когда немцы начали решающий штурм города.

Прекрасно осознавая значение Малахова кургана, русские под руководством Тотлебена за прошедшие восемь месяцев значительно усилили оборону этого сектора. Эти меры включали не только установку новых редутов на Мамелоне и «Белых домах», но и закладку наземных мин, которые получили название фугасов — новшество в виде первого самодельного взрывного устройства. Эти смертельные ловушки приводились в действие либо обороняющимися, либо ничего не подозревающими атакующими. Британский офицер Хью Роберт Хибберт в письме к сестре от 14 июня 1855 г. жаловался на «ужасных русских», которые «изобрели новую систему беспокоящих действий… состоящую из ряда небольших мин или бочонков с порохом, закопанных в землю между нашими и их позициями». Это средство оказалось чрезвычайно эффективным. Хибберт приводит ужасные подробности: «Несчастный, который, ничего не подозревая, бежит зигзагом по траве, внезапно оказывается подброшенным в воздух, как взрывом петарды, а его руки и ноги разлетаются в разные стороны». В результате «многие наши подорвались на этих штуках»[674]. Интересно, что не кто иной, как Чарльз Гордон применил такие же мины при обороне Хартума от осадившего город Махди в 1885 г., хотя они оказались не такими эффективными, как те, которые использовали русские в Севастополе. Как не без юмора отметил биограф Гордона, некоторые из этих устройств «скорее пугали, чем убивали: ослик наступил на одно из них и пошел дальше с рассерженным видом»[675].