я не слышу. Только то, что от тебя такой красивой фонит. Вот это и странно. Будто ты сама, — парень зябко повел плечами, — порог. Может, дело в доме?

Дело в Бездной пустоши и в том, что вычерчено в штреках под землей здесь и в подвалах под Нодлутом. И во мне. Я проводник. Фокус. Как мама. И сейчас, будучи так близко к первой фигуре, я могла с точностью до миллиметра показать, где находятся старые рунные круги. Я их слышала. Один был почти под домом. Под той частью, что почти ушла за грань. И стоит мне прикрыть глаза, как я вижу прямую, как стрела, серую дорогу, связывающую обе фигуры в одну.

— Давно хотела спросить, — сказала я, поднимаясь тяжело, будто все шесть черных плит со знаками Изначальной речи лежали на моих плечах. — Сколько тебе лет, Геттар? Твоя мать — темная фея из тех, что переместились во время инцидента. Значит, ты объективно младше меня минимум на десять лет. Как такое вообще возможно?

— Это просто вопросы физиологии разных рас. Этот мир более медленный, чем родной мир темных фей, и растут и развиваются они гораздо быстрее. По их меркам я взрослый. По меркам сирен — подросток. Ты видишь и воспринимаешь меня как ровесника. А если брать в расчет мозги, ты против меня школьница.

— Зачем тогда таскался со мной все четыре года, как привязанный?

— Нашел самую восприимчивую, чтоб хоть кто-то на мою несравненную красу запал, но тут Вельта встряла, ну и…

— Знать ничего не хочу про ваши шашни. Тьма, почему вокруг меня одни озабоченные придурки…

— Ты… прикалываешься? Да ты ходячий соблазн, когда перестаешь переживать о всякой надуманной ерунде. Холин твой — железной выдержки мужик… Или уже нет?

Боль обожгла и приглушила дыхание грани. Ну зачем вот так по живому-то…

— Пытаешься меня отвлечь и потянуть время? Запах хорош, а на вкус не очень.

— Как кофе с апельсинами.

— Что? — опешила я, разом вспомнив кафе рядом с Академией, где я случайно вынесла дверь, Холина, и этот неожиданный аромат…

— Кофе с апельсинами. Черномаг увлекался, даже угощал. Я как попробовал, так на Холина твоего сразу и подумал. От него же пахнет почти всегда, как от банки с леденцами. Знаешь, такие… Цитрусовый соблазн. Будто не некромант…

— А конфетная лавка.

— Точно. А я, дурак, еще совета у него просить хотел. Хорошо, что не сунулся, — Геттар продолжал бухтеть, словно мы в той самой кафешке сидели от нечего делать, а я дышала через раз.

Пусть будет больно. Так лучше. Когда отпускает, зов превращается в пытку. Но пульс я слышу даже сквозь эту боль. Значит нужно…

— Всем спасибо, — сказала я, направляясь к выходу. — Было неприятно пообщаться.

— Стой! — Геттар встал передо мной с мрачной решимостью в глазах, руки расслаблены, но не стоит обманываться, я знаю, как быстро он плетет матрицы заклятий.

— Уверен, что хочешь помешать мне уйти? — Я, может, не так проворна, но у меня целый океан силы. За спиной. За порогом.

— Я… я сдал их инквизиции, Нику и черномага. Но, кажется, там и так откуда-то знали, а я просто принес еще один кусочек мозаики. Но у них нет доказательств достаточно веских, или они тоже не знают толком, кто… Поэтому мы должны дождаться его…

Геттар будто поперхнулся, губы окрасились темным, по подбородку потекло. Удивленно распахнув глаза, парень посмотрел на пробившую грудь костистую масляно блестящую от крови руку, сжимающую его сердце. Оно еще толкнулось пару раз перед тем, как замереть окончательно. Некромант, пришедший через грань, толкнул феесирена, и тот, уже мертвый, упал лицом вперед. Следом легло упокоение — едва уловимый пасс свободной рукой, отработанный до абсолютного автоматизма.

С костистой руки капало. Звук вплетался в пульс у меня внутри. Нечеловечески длинные пальцы сомкнулись, сердце лопнуло перезревшим плодом и рассыпалось на синие искры, впитавшиеся в темную от крови ладонь.

— Красиво, — сказала я тишине. — Зачем?

— Больше не нужен, — ответил он и улыбнулся, не размыкая красивых губ. Губы и подбородок. Остальное было скрыто. Темные гладкие пряди, стекающие из капюшона, извивались от ветра оттуда так же, как мои сейчас. Край плаща терялся за провалом порога. Тишина лилась сквозь меня. Дышала. Билась ритмом. Была мной.

— Как?

— Мой зов — поток. Я просто…

— Я помню. Открываете двери. А я — веду.

— Веди. Твоя очередь. — Снова улыбка и приглашающий жест.

Мне не больно. Не больно…

Тени, стелющиеся у его ног, замирают. А те, что рядом со мной, за мной, приходят в движение.

Не больно. Не…

— Сами идите, — сказала я и сделала шаг назад. Тот самый, который решает если не все, то многое.

Глава 7

Наивность и дурь — это диагноз. Кого я хотела обмануть? Зато теперь точно знаю, что пока не могу делать это сознательно и сама. Ходить за грань. Могу только застрять между.

Когда я шагнула, он просто ждал меня там ужасно-прекрасный в упоительно притягательном ореоле невероятной силы. Скалился синим череп, холодно и знакомо сиял огонь в черной глазнице.

— Глупо и непродуктивно.

Мы по-прежнему были в доме. Здесь он выглядел точно так же, как в детстве, пусть и помнила я урывками. Мамин кабинет. Здесь светло и обои серые с тонким розоватым рисунком, ковер на полу. Я-ребенок разложила альбом и краски прямо на ковре. У ног меня теперешней — открытая баночка с синей гуашью. Некромант стоял там же, где был стол, за которым мама — миниатюрная брюнетка, красивая, серьезная. Картинки наложились одна на другую, и фигура в темном плаще торчала прямо из тумбы с ящиками, где мама хранила записи. Я шевельнулась и задела гуашь. Синее растеклось по бежевому…

— Образина косолапая, теперь пятно будет! — сказала я-ребенок и посмотрела.

— Мика, сколько раз говорить, чтобы ты не болтала с тенями.

— Она краску разлила!

— Убери.

— Путь кто разлил, тот и убирает! — Упрямо сжатые губы, стрелки ресниц и карие с прозеленью глаза. Смотрит в упор, и я чувствую повеление.

— Мика! Напою нейтрализатором и будешь ходить неделю с пустым резервом.

— Из-за тебя все, — ворчу я-ребенок и неощутимо пинаю себя-взрослую по ноге.

Я такого не помню… Подняла руку. Мамино кольцо