случилось, когда мастер-некромант 2-го Восточного выволок меня из шиповника. Они с братом действительно очень похожи, как две стороны одной монеты: плоскость одна, а стороны разные. И опять сцепились из-за девицы.

Отвлеклась. Мне тут вроде как нужно что-то сделать, не совсем понятно, правда, что. Ясен наверное, знал, но он сейчас занят, меряется с братом могуществом. Значит что-то простое. Иначе инструкций было бы больше. Простое. Как треугольник. И я снова шагнула.

Дорога лежала серой лентой между двумя фигурами, между двумя распахнутыми настежь дверями. И сквозило из них прилично. Два встречных потока сталкивались во мне создавая ту самую эхо-вибрацию, а пульсирующий в руке маяк задавал ритм. Но я не проводник. Я привратник. Я просто открываю двери.

Но могу и закрыть.

Я разжала пальцы и кольцо с серым камнем так и осталось висеть, не падало, его тихонько сносило сквозняком к фигуре впереди меня. Оно мешало мне слушать, сбивало. Нужно было понять, которую дверь закрыть первой, ведь другая понадобится мне, чтобы вернуться.

Можно идти по дороге, можно пересечь ее поперек, а можно просто сесть у обочины. Сидеть было некогда, вдоль я уже ходила, а вот поперек — это как раз по-ведьмински.

Было страшно, поэтому я закрыла глаза…

…и шагнула

Спиной и вперед

И держала меня тишина,

И незримые серые крылья.

Тенью, шорохом, шелестом,

Пеплом, эхом забытым,

Чьей-то памятью,

Бликом…

Где я?..

— Со мной за порогом, — зазвенела светлая радость.

— Со мной за порогом, — отозвалась золотистая искра.

— Со мной за порогом, — устало ответила тьма. — Иди ко мне.

Сейчас. Мне нужно только…

Я видела под закрытыми веками арку, свитую из мрака и ярко синих сполохов, и дверь в ней была приоткрыта. Обычная деревянная дверь, медная ручка, под ручкой в замочной скважине — старый железный ключ с черным камнем с зеленой риской на головке. Я дернула ручку на себя. Старые провисшие петли сопротивлялись, дверь шла туго. Я тянула, что было сил, всех моих сил, обычных и иных, пока в ушах не начало звенеть. Осталось на щелочку, я почти выдохлась, а потом на медную ручку поверх моих пальцев легли длинные серые, искореженные трансформацией не-жизни, и еще одни, тонкие, почти детские, с узкими розовыми ноготками. Щелкнул, входя в паз язычок замка. Отпустив ручку, я повернула ключ. Дважды. И еще раз. Потому что три — хорошее число, правильное. Ключ остался у меня на ладони.

И только теперь я решилась открыть глаза.

Темное марево грани. Тени, не рискующие пересечь незримую границу, потому что-то кто-то очень сильный запретил. Двое передо мной держались за руки. Эльф, как и положено эльфу, сиял. Серебристым звездным светом, не ярко, но уверенно. Рядом теплым домашним ночником лучилась Алассе. За ними стояло чудовище в уходящем во мрак плаще, сцепив на груди две костистые руки. Два синих огня, тлеющие в черных глазницах смотрели с одобрением и… виновато? Я бросилась было обнять, но он качнул головой и, коснувшись краешка сознания, поделился, потому что…

Теплые губы со вкусом лимонного желе. Костистые пальцы, испачканные в жертвенной крови, невесомо касающиеся щеки. Жаркая дрожь и поцелуй, который все-таки был. Танец и нервно сжавшиеся под ладонью мышцы живота. Теплое сонное дыхание, приятная тяжесть в руках. И забота. И сожаление.

…его больше было не обнять.

Глава 8

— Идем, — сказала Алассе и потянула меня за собой, — живым нельзя здесь так долго, иначе ты забудешь себя.

— Одна не пойду.

Смотрела упрямо в темные провалы глазниц и не двигалась с места.

— Мы пойдем с тобой, — навоя погладила меня по плечу и руке, в которой я все еще сжимала ключ.

— Не вы, он.

Череп оскалился, но вместо него я видела язвительную ухмылку и темный насмешливый взгляд, уверенный, что у меня ничего…

Не выйдет.

— А я попробую, — и без всякой жалости вогнала в кожу на запястье зазубренный край железного ключа. Чем не ритуальный клинок?

Тени обезумели от запаха крови. Холин смотрел, как на…

Безбашенная идиотка. З д е с ь это не работает.

— Я ведьмомаг, у меня все работает. — Второе запястье постигла та же участь.

Кроме “тлена”.

— Заткнитесь, мастер Холин, теперь я веду. — И одними губами, силой и сердцем: — Отдаю свет для жизни.

А потом ровно и чисто, как на экзамене, пропела-прочла воззвание, стряхнула с полных крови пригоршней гроздья алых капель, и они послушно сложились в матрицу подчинения, золотом осевшую на груди чудовища. Руки запястьями вверх, мизинцы в стороны, большие и указательные — прямые, безымянные и средние касаются ладоней подушечками пальцев. Я держу тонкие нити, и руки не дрожат, потому что я чуть приподняла локти, как будто кто-то стоящий сзади поддержал.

— Ты мой, — прошептала я, и нити налились силой. — А теперь — идем обратно.

И чудовище пошло следом на поводке из крови, что все еще стекала на мои ладони и пальцы, и золота, в котором то и дело проскакивала шальная зеленая ведьмачья искра.

Ненормальная. Я не пройду порог.

Я открыла проход. Настолько легко, что удивилась, почему у меня раньше так не выходило. Опять за спиной. Открыла же.

Стряхнула нити подчинения с рук, в них больше не было надобности. Моя кровь сделала призрачную суть Холина материальной, и я обняла его, быстро, пока он не успел меня остановить. Потом повернулась спиной, прижалась. Он вздохнул и вытянул костистые руки ладонями вверх, а я обхватила его запястья.

Он не верил.

Даже если каким-то чудом пройду, привратная лента не даст вернуться в тело. Связь разрушена.

— Просто делайте, мастер Холин. Вы же умеете работать по инструкции? Впусти.

И на меня обрушился океан.

Шаг назад…

Я споткнулась о его ноги, завалилась спиной и до звезд в глазах приложилась затылком о твердый подбородок.

Глухо застонав, некромант спихнул меня в липкую холодную лужу… крови. В груди дернулось, я отползла, села. Сил не было, резерв почти в ноль. Мы вышли не там, где я провалилась. На плоской вершине башенки, которую папа гордо звал то обсерваторией, то взлетной площадкой, смотря какое у него было настроение, и на которую мне категорически было запрещено подниматься одной. Сытый дом еще не успел нарастить сферическую крышу и балки когтями торчали в черное небо. Холин, белый как мел, лежал на боку у низкого, словно обгрызенного парапета и