– Успокойся, я тебе верю. Но тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Подумай, что он может сделать? Максимилиан ничего не знает. Он всего лишь подросток, у которого играют гормоны. У него нет над нами власти.

Но испуганная Лия возразила:

– Ты не видела его лица. Он поклялся, что мы заплатим.

– Я просто улыбнулась ему и помахала рукой, – пожала плечами Рейчел. – Это было всего лишь приветствие… честно, ничего больше.

– А для него это что-то значило. Рейчел, я боюсь! А если…

Но Рейчел самоуверенно покачала головой, как будто подобные заигрывания с учителем – обычное дело. Она практически убедила Лию в том, что та мыслит как провинциалка, что, невзирая на безобразный приступ гнева, Максимилиана на самом деле нечего бояться.

56

К тому времени, когда Герхард возвратился на службу в Берлин, настроение у него было отличным. Несколько недель, проведенных в Париже, заметно прибавили ему бодрости. Там он не испытывал недостатка в женской компании и пришел к выводу, что жизнь продолжается, несмотря на крушение юношеских мечтаний. Ведь вполне может быть, что Рейчел Крамер и вправду погибла на борту того корабля, где потом нашли ее паспорт. Пора, наверное, подвести черту под этой неприятной и бесславной главой его жизни.

Шлик закрыл за собой дверь кабинета, снял шинель и фуражку, отстегнул от пояса кобуру с пистолетом, ослабил галстук и сел за стол в свое кресло. Кабинет показался ему меньше, чем помнилось, и не очень светлым.

Герхард откинулся на спинку, прикурил сигарету, глубоко затянулся.

Возможно, есть смысл попросить начальство перевести его куда-нибудь в другое место. В мрачноватом Берлине его теперь ничто не держит, а жизнь в Париже сулит удовольствия. Совсем неплохо переждать войну там.

Чем больше Герхард об этом думал, тем сильнее нравилась ему эта мысль, а время было вполне подходящим для осуществления задуманного. Ведь после недавних громких побед начальство должно быть в прекрасном расположении духа – значит, и его просьбу могут удовлетворить. Шлик бросил взгляд на часы. До конца дня оставалось еще достаточно времени, чтобы разобрать бумаги, накопившиеся, пока он отсутствовал.

Час спустя Герхард снял телефонную трубку, чтобы вызвать курьера. Лучше направить прошение через него, чем ждать, пока рапорт по команде пройдет все положенные инстанции, да еще где-нибудь застрянет.

Когда Шлик набирал номер, в его кабинет вошел один из офицеров с пачкой газет и писем под мышкой. Он вытянулся в струнку, ожидая, когда начальник обратит на него внимание.

– Через двадцать минут? Очень хорошо, – удовлетворенно сказал Герхард в трубку.

Он кивнул подчиненному – пусть положит почту на стол, – небрежно взмахнул рукой в нацистском приветствии и поглядел вслед офицеру, который четко развернулся на каблуках и закрыл за собой дверь кабинета.

– Буду ждать. Хайль Гитлер!

Герхард положил трубку на рычаг с ощущением, что сам распоряжается своей судьбой.

Он закурил еще одну сигарету и просмотрел почту, сразу отправляя в корзину то, что представлялось ему несущественным, – а в эту категорию попадала значительная часть сегодняшней корреспонденции. Было среди прочего письмо из Обераммергау – от одного из членов гитлерюгенда, который утверждал, будто отыскал женщину, которой интересуется штурмбаннфюрер, и может помочь ему, а также готов вывести на чистую воду тех, кто заодно с ней. Не так уж редко Шлик получал письма от подростков из гитлерюгенда, которые боготворили каждого офицера СС и стремились отличиться, утверждая, что им якобы по силам то, с чем не справились эсэсовцы-профессионалы. Да и какой нормальный немецкий подросток не мечтает попасть в ряды сверхлюдей фюрера? Шлик отложил письмо. Позднее он распорядится, чтобы один из помощников отправил по этому адресу стандартный ответ и фотокарточку фюрера с автографом.

В самом низу лежали газеты министерства пропаганды – «Сказки Геббельса, которые стоит почитать», как про себя называл их Шлик. Их он возьмет с собой. Правда там написана или нет, эти газеты обеспечивали ему приятный вечер у камина, когда не было гостей.

Между двумя газетами обнаружился конверт, достаточно большой, чтобы в нем мог поместиться официальный документ. Отправителем был доктор Фершуэр, который перешел на работу в Берлинский институт. Заинтересовавшись, Герхард сломал печать и вытянул из конверта обложку журнала, к которой была прикреплена написанная от руки записка.

«Господин штурмбаннфюрер!

Мне трудно поверить, что эта прекрасная Мадонна – робкая и застенчивая Лия Гартман, хотя она и одета в баварский костюм. Твердо ли Вы уверены в том, что наша общая знакомая покинула Германию? Дайте мне знать, пожалуйста.

Д-р Отмар фон Фершуэр».

Герхард развернул журнальную обложку, и кровь бросилась ему в лицо.

Улыбающаяся с фотографии женщина, соблазнительная, манящая, могла быть только Рейчел и никем больше. Лия Гартман, даже в самых смелых своих мечтах, не смогла бы держаться так уверенно и выглядеть одновременно такой невинной и притягательной.

Ребенок рядом с ней, повернутый к зрителю в профиль, тоже показался ему смутно знакомым. В памяти Герхарда стали всплывать какие-то тревожные образы. Ребенок, несомненно, был очень похож на его покойную дочь, но малыш на фото выглядел постарше, гораздо веселее, крепче. К тому же он явно был мальчиком, пусть даже чем-то напоминавшим девочку. Герхард сразу же прогнал эту мысль. У него начинаются болезненные фантазии! Какой настоящий арийский ребенок не светловолос и не пышет здоровьем?

В дверь кабинета постучали.

– Войдите, – ответил Герхард, невольно вздрогнув от неожиданности.

Перед ним навытяжку встал курьер, подняв руку в приветствии. Герхард вскинул руку в ответ.

– Что вам нужно?

– Ваш рапорт, господин штурмбаннфюрер.

– Что? – Герхард на время потерял способность соображать, а ему необходимо было мыслить ясно, чтобы выработать план действий.

– Вы вызывали курьера, господин штурмбаннфюрер? – На лице солдата отразилась некоторая неуверенность.

– А! Да, конечно.

Герхард встал из-за стола, взял в руки заготовленный конверт со своим рапортом и задумался. Потом принял решение и спрятал конверт обратно.

– Не нужно. – Он снова сел на место. – Пока я ничего отправлять не буду. Передумал. – Он махнул рукой солдату и отвернулся к окну, собираясь с мыслями. – Можете идти.

Когда за курьером закрылась дверь, Герхард вытащил из пачки не представляющих интереса бумаг письмо юного нациста из Обераммергау, а из ящика стола достал увеличительное стекло и принялся изучать надпись, сделанную мелкими буковками в нижнем углу журнальной обложки. Штурмбаннфюреру едва удалось разобрать фамилию фотографа – М. Элдридж. Герхард довольно улыбнулся, побарабанил пальцами по фото и припомнил телефонный разговор с газетчиком, который вывел его на этого напыщенного Джейсона Янга – того самого, который либо не знает об этом деле совсем ничего, либо слишком уж хитер.