Великий князь Николай Николаевич телеграфировал:

«Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры.

Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему.

Осенив себя крестным знамением, передайте ему Ваше наследие.

Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас. Генерал-адъютант Николай».

Несколько позднее были получены телеграммы от главнокомандующего Румынским фронтом и командующего Балтийским флотом вице-адмирала Непенина.

Адмирал Непенин писал: «С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска… Если решение не будет принято в течение ближайших же часов, то это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины».

Здесь важно отметить, что и Временным комитетом членов Государственной думы, Ставкой и главнокомандующими фронтами вопрос об отречении императора Николая II трактовался во имя сохранения России и доведения ею войны до конца, не в качестве насильственного акта или какого-либо революционного действа, а с точки зрения вполне лояльного совета или ходатайства, окончательное решение по которому должно было исходить от самого императора. Таким образом, нельзя упрекать этих лиц, как это делают некоторые партийные деятели, в какой-либо измене или предательстве. Они только честно и откровенно выразили свое мнение, что актом добровольного отречения императора Николая II от престола могло быть, по их мнению, обеспечено достижение военного успеха и дальнейшее развитие русской государственности. Если они ошиблись, то в этом едва ли их вина. Генерал Рузский, собираясь с этими телеграммами к царю и намереваясь присоединиться к их содержанию, просил также своих ближайших сотрудников – меня, как начальника штаба, и генерала Саввича – главного начальника снабжений армий и тыла фронта, не видевших также иного исхода для успокоения страны и возможности доведения войны до конца, присутствовать при докладе для подкрепления нашим мнением его доводов. «Государь уже осведомлен о том, что я приеду с вами…» – сказал Н.В. Рузский.

8. Исторические минуты отречения. Назначение великого князя Николая Николаевича вновь Верховным главнокомандующим русской армией

Император Николай встретил нас в том же зеленом салоне своего вагона-столовой. Он казался спокойным, но был несколько бледнее обыкновенного: видно было, что он провел большую часть ночи без сна. Одет он был в той же темно-серой черкеске, с кинжалом в серебряных ножнах на поясе.

Усевшись у небольшого четырехугольного стола, государь стал внимательно слушать Н.В. Рузского. Последний, сидя против императора, медленным голосом стал докладывать о всем происшедшем за истекшие часы и, дойдя до телеграммы генерала Алексеева с ответными ходатайствами старших войсковых начальников, просил государя лично ознакомиться с их содержанием.

Затем Н.В. Рузский, отчеканивая каждое слово, стал излагать свое собственное мнение, клонившееся к выводу о невозможности для государя принять какое-либо иное решение, кроме того, которое подсказывалось советами запрошенных лиц. В конце своего доклада главнокомандующий просил выслушать и наше мнение.

Мы с генералом Саввичем, остававшиеся во все время этой сцены стоя, подтвердили в общем мнение, намеченное председателем Государственной думы и поддержанное старшими начальниками действующей армии.

Наступило гробовое молчание.

Государь, видимо, волновался. Несколько раз он бессознательно взглядывал в плотно завешенное окно вагона. Затем, встав и быстро повернувшись в нашу сторону, перекрестился широким крестом и произнес: «Я решился… Я решил отказаться от престола в пользу своего сына Алексея!.. Благодарю вас всех за доблестную и верную службу. Надеюсь, что она будет продолжаться и при моем сыне…»

Точно камень, давивший нас, свалился с плеч. Минута была глубоко торжественная. Поведение отрекшегося императора было достойно всякого преклонения.

«Нет той жертвы, которой я не принес бы во имя действительного блага и для спасения России» – такими словами начиналась его телеграмма об отречении, написанная государем тут же на имя председателя Государственной думы.

Столь же выразительными словами, полными высокого чувства к Родине, он сообщил о своем решении начальнику штаба генералу Алексееву.

Этой трогательной сценой, однако, не закончились события данного исторического дня. Манифесту, соответствующему принятому решению государя, не суждено было быть распубликованным, с одной стороны – вследствие дополнительно состоявшегося перерешения императора Николая II, продиктованного, по-видимому, неизлечимым характером болезни сына, об отказе его от престола не в пользу цесаревича Алексея, а в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича, а с другой – вследствие телеграммы из Петрограда о прибытии вечером того же дня в Ставку двух членов Государственной думы (А.И. Гучкова и В.В. Шульгина).

Необходимо было первоначально выяснить, чем, собственно, был вызван их приезд.

В 10 часов вечера названные депутаты прибыли в Псков. На станции они были встречены дежурным флигель-адъютантом и, минуя главнокомандующего, который вместе со мной поджидал их, сидя у себя в вагоне, были непосредственно приглашены к царю. Через некоторое время из царского поезда государь прислал и за нами.

Мы подошли к концу разговора государя с членами Думы. Кончал говорить Гучков. Император Николай II в ответ на его речь, содержание которой, по-видимому, клонилось к убеждению царя в неизбежности отречения, коротко отвечал, что им уже принято соответствующее решение.

«Вначале я полагал, – сказал царь, – передать престол моему сыну, но затем, обдумав положение, переменил свое решение и ныне отрекаюсь за себя и за сына в пользу моего брата Михаила…»

Слова эти были для генерала Рузского и меня полной неожиданностью, и я ожидал возражения на них со стороны присланных делегатов. Но они молчали.

Государь встал и прошел в свой вагон, чтобы принести текст измененного манифеста. На мое сомнение, высказанное депутатам в правильности намечавшегося изменения порядка престолонаследия с точки зрения закона, я получил их успокоительные заверения. Считая свою роль этим замечанием законченной, я отошел в сторону…

Вошел вновь император с текстом манифеста. Исполнив просьбу депутатов об изменении некоторых слов и набросав дополнительно текст двух указов Правительствующему Сенату – о бытии Верховным главнокомандующим великому князю Николаю Николаевичу и другой указ – о назначении председателем Совета министров князя Г.Е. Львова, государь приказал изготовить эти документы для подписи. Побеседовав еще несколько минут, отрекшийся император распростился со всеми и удалился к себе в вагон.