— Нам говорили, дело на контроле у Самого. Чтоб лучшие партийные товарищи, самые заслуженные кадры, стали вечными. Чтобы тех, кто недостоин — предателей, врагов, но здоровых физически — не убивать, а отдавать донорами. Какое общество тогда будет — где самые лучшие будут вечно жить, а всякая гниль, в отбросы! И уж конечно, на войне — искалеченного или безнадежно раненого солдата «переписать» в новое тело, взятое хоть у пленного — и снова в бой! А оказалось — нельзя. При подселении, если убрать подлинного хозяина, тело становится нестабильным — гниение заживо, хотя и медленнее, чем у трупа. И никто не знает, как избежать — в солдата, чтоб еще месяц-два сражался, это все лучше чем сразу похоронить, терпимо. А для неограниченно долгого существования — нельзя! От ста до ста пятидесяти суток, срок индивидуальный. И сокращается, если повторять — так что менять тела через месяц, все равно бессмертия не будет! И как и стараются, сколько подопытных погубили, взятых из лагерей — лишь увеличить срок удалось, поначалу вообще едва месяц был. Нужен был результат, начальство за свою шкуру боится — и вот, когда подопытные три месяца были здоровы, зарядили уже нашу партию, не лагерных, а добровольцев. Дура я была, бессмертием соблазнилась! Двенадцать нас было, шестеро мужчин, шесть женщин. Остались лишь я и Маня, женщины более живучи… теперь лишь я одна, последняя. А там, наверху — наверное, новую партию готовят. Будьте вы прокляты, все! А ты — передай. Чтоб люди знали. Может — мы и впрямь, против Бога идем, нельзя такое человеку, не по правилам! Или же… Подселять легко, это даже не в клинике можно сделать… если что, запомни, никогда не пей с незнакомыми… да и со знакомыми тоже, даже стакан воды… не позволяй сделать себе укол, и не смотри в глаза. А вот убрать из живого тела прежнего владельца, при подселенном «всаднике», это куда труднее. И заранее это нельзя — старый владелец как якорь нужен, что ли… Иначе — в идиота, пускающего слюни, проникнуть легко, но не закрепиться, не остаться. Даже в пьяного — намного труднее.

Откуда она все знает? — с неприязнью подумала Лида — не все говорит большевичка, не просто добровольцем она была, а прежде, среди тех, кто жертв отправлял на эксперименты, смотрел и записывал! Получила теперь то ж, что они — воздалось по заслугам! Но боже, если это правда — то что делать?!

— Больно! — сказала Полина, все так же, не поднимая головы от подушки — как больно. Позови кого-нибудь… опия дайте, аааа! Больно!

Подхватив ведро и швабру, Лида вылетела из палаты. И заколотила в дверь.

— Ну чего там? — лениво спросила дежурная — орет? Счас укольчик сделаем, успокоится.

И стала набирать номер на телефоне.

— А ты закончила? Тогда иди. Дорогу сама найдешь?

Приключения Лиды на этом не закончились. В конце рабочего дня ее вызвали в кабинет главврача. Кроме него, присутствовал товарищ в штатском — который однако вел себя здесь как хозяин.

— Гражданка Чуковская, что вы можете сообщить мне о происшествии в «сотом»?

А какое происшествие? Убирала как положено. Лежала какая-то в палате, так я к ней и подходить боялась. Затем она начала орать, я вышла и доложила дежурной. Все!

Штатский задал еще несколько вопросов. Но Лида держалась роли туповатой и ничего не понимающей особы — насмотрелась в общежитии на таких, вчера приехавших из деревни! Штатский с прищуром взглянул на главврача.

— Я понятия не имел, что она беспартийная! — почти в истерике выкрикнул главврач — договаривались как обычно, кого-нибудь из сознательных на подмену. А прислали…

— Разберемся — пообещал штатский — ну что ж, Николай Иванович, к вам претензий не имеем. А ты — тут он обернулся к Лиде — для начала, подпишите вот здесь, подписка о неразглашении. И чтоб тебя тут духу не было через пять минут — собирай манатки! В госпитале доложишь, что нам не подошла. И помни, что разглашение — уголовно наказуемо. Свободна!

Лида шла по улице Декабристов. Моросил дождь, но она не замечала. В ее воображении вставали ужасные картины.

Например, регулярная проверка лояльности. Когда дежурный капитан ГБ подключается к твоим мозгам — и от него ничего не укрыть! Все твои личные тайны, маленькие секреты — достояние кровавой гебни. Которая будет оценивать, что тебе за это положено!

А что положено? Лояльным — бессмертие, а что-то позволившим себе — в доноры, отдать свои тела «более достойным»? Так вот зачем коммунистической власти культ физкультуры и спорта, чтоб было здоровое тело! Для того из партийных товарищей, которого признают заслуживающим в нем твое место занять!

И ведь при этом — любая оппозиция, не говоря уже о сопротивлении, будет мгновенно выявляться и уничтожаться! То есть большевистский режим обретет стальную устойчивость. При вечном товарище Сталине и прочих вождях!

И не только внутри страны. Господи, а отчего это даже Папа Римский стал таким другом СССР? А разбитая Германия и не помышляет о мятеже? И даже в США не решаются поставить советское быдло на место?! У них умер прежний Президент, Стеттиниус — отчего? А сколько проживет новый? То есть, Советы на пути к реальной власти над миром — если уже не захватили? Отчего Макартур, генерал и герой, шагнул в окно — неужели он увидел и понял?

Господи, это даже не диктатура! Даже Гитлер не мог контролировать мысли своих граждан. А Советы, значит, смогут — и любой протест, несогласие против них, даже в мыслях, будет обнаруживаться и караться! Неблагонадежен — и в доноры тел тебя, без всякого суда! Преступление в мыслях — мыслепреступление — будет даже не влечь за собой смерть, а само являться смертью: если ты что-то не так мыслишь, значит не имеешь и права жить!

Что это — продмаг? В кошельке нашлась четвертная. Бутылку «сучка» пожалуйста! (прим. авт. — водка обыкновенная, «сучок», в 50е стоила 21р 20 коп за пол-литра). Продавщица взглянула с удивлением — Лида была единственной женщиной в очереди — но спорить не стала. Лиде же было плевать, что подумают — она тут же открыла бутылку и приложилась из горла. Теперь не «оседлают»!

Только не сдаваться! Внутри этой страны надежды нет — значит, надо чтобы узнали иностранцы. И объявили наконец войну этой проклятой власти — пока свобода в этом мире еще есть!

Из оперативных донесений.

…объект «Вобла», придя на работу в состоянии алкогольного опьянения, в ответ на замечания старшей по смене, ответила нецензурной бранью и высказываниями, которые можно трактовать как антисоветские. Была отстранена от работы с проставлением прогула, лишением премии и предупреждением что за повторный проступок последует увольнение по статье.

Попыток установления новых контактов, в том числе с иностранцами, не замечено.

И снова Лида Чуковская.

Все вокруг под контролем. Власть знает о нас все! И внушает всем, чтобы ее любили. А те, которые без внушения, а сознательно — самые подлые и опасные!

И среди них те, кого Лида совсем недавно считала самыми близкими людьми, разделяющими ее взгляды — отец, и Анна Андреевна. Не иначе, Лазарева в тот раз провела «проникновение», ведь ее слова были так похожи на гипноз — и еще целую сумку продуктов притащила, которые мы съели. Дефицитных, дорогих — с чего бы это? Значит, там было что-то подмешано! Точно, было — если отец и Ахматова сразу стали к большевикам относиться по-другому! А Лида почти не ела — вот что-то удержало, дешевую подачку принять! А ведь жили несытно… с трудом тогда удержалась! Страшно представить, что было бы — вот съела копченую колбасу и лосося, выпила бы вино, и стала убежденной коммунисткой!