Когда гетман Радзивилл занял Киев, Адам Кисель был на месте как воевода. К нему и обратился Хмельницкий с просьбой о посредничестве в переговорах. Тогда все решал опьяненный победами коронный гетман, поэтому просьбы были оскорбительными: истребление союзников-татар, безусловная покорность и выдача Хмельницкого. Поляками руководили два гетмана – Потоцкий и Радзивилл, понимавшие, что их превосходство временное. Со всей Украины стекался люд отомстить «подлым ляхам». Основной враг украинцев, могущественный Ярема Вишневецкий, к этому времени умер. Решено было вступить в переговоры, которые поляки поручили многоопытному Киселю. Он с другими комиссарами въехал в Белую Церковь через казацкий обоз, где толпа осыпала посланников ругательствами и угрозами. Кисель попробовал увещать кричавших с надеждой на уважение к его сединам и ссылался на свое происхождение: «Мы не ляхи, мои кости такие же руськие, как и ваши», на что услышал горький упрек: «Кости твои точно русина, да только сильно обросли польским мясом!»

Хмельницкий с полковниками радушно встретил послов. Ему пришлось подписать самое невыгодное для Украины Белоцерковское соглашение, где уменьшалось численность реестровых, а крестьянам приходилось возвращаться к панщине. Это вызвало гнев у толпы, которая яростно кинулась на гетмана и старшин. Они не понимали, что после поражения под Берестечком сила была на стороне Речи Посполитой. От этой озверевшей толпы, где было немало татар, пришлось старшине с послами укрыться в замке. Мятежники стали закидывать его камнями и стрелами. Одна чуть не попала Адаму Григорьевичу в голову. Хмельницкий с товарищами бросился врукопашную. Кое-как всё утихомирилось. Пробыв почти сутки в замке, послы попытались выйти из казацкого лагеря. Это было непросто, несмотря на то, что гетман булавой уложил нескольких нападавших. Но как только вышли они в открытую степь и сопровождающие оставили послов, предполагая, что все будет в порядке, их настигла та же озверелая толпа. Высадили их из экипажа и начисто ограбили посольство. Неприятности Киселя на этом не закончились. Когда они вернулись в лагерь поляков и пришли посланцы от казаков для закрепления договоренностей под присягой, проявились различия представлений текущего момента у магнатов. Если Потоцкий относился сдержанно вежливо, понимая важность политического момента, то Конецпольский заявил, что «казакам положено сидеть на кольях». Переговоры были прерваны, а пылкие головы с обеих сторон требовали сражения, но Потоцкий и Хмельницкий сомневались в положительном исходе, благоприятном для обеих сторон. Особенно первый, так как под его крылом были собраны все силы Речи Посполитой, и поражение или даже Пиррова победа, были губительными для страны. У Богдана были более широкие возможности, так как вся Украина «гомонила», и жаждущих пролить свою и панскую кровь было предостаточно! Под Белой Церковью Хмельницкий впервые обратился к московскому царю с предложениями совместной борьбы против поляков. Происходили небольшие стычки, переходящие во взаимные оскорбления и упреки. Переговоры продолжались. Но пошел трехдневный дождь, и в обоих лагерях началась эпидемия. Договор не утвердил сейм, а спустя полгода, после битвы при Батоге, голова Калиновского, грозящего посадить на кол казаков, была насажена на казацкую пику…

Прием Яношем Радзивиллом послов Богдана Хмельницкого. Худ. Абрахам Ван-Вестерфельд

В заключении Белоцерковского договора Адам Кисель как дипломат участвовал в последний раз. Зиму он провел в киевском замке. Отсюда послал последнее известное письмо к королю, в котором, судя по всему, он разочаровался. Ян Казимир из беспристрастного представителя верховной власти, каким он, если и не был, то хотя бы старался быть похожим, стал открытым сторонником ультракатолического фанатичного большинства.

Последний год своей жизни Адам Григорьевич провел вдали от мирской суеты. Умер он в 1653 году. Нет сведений ни о месте его кончины, ни точной даты. Только упоминание преемника его, воеводы Станислава Потоцкого, уже в конце февраля этого года подсказывает нам время смерти Киселя. Из посмертных распоряжений было предоставление Киевскому Братскому монастырю имения Позняки за Днепром и местечка Новоселки с тремя деревнями: Богушовка, Звонки и Зубковщина. Дар этот, по стечению обстоятельств, подтвердил в 1670 году сын самого непримиримого политического противника воеводы – король Михаил Вишневецкий, сын Яремы Вишневецкого. Заметим, что Кисель состоял в числе попечителей коллегии, которым отдал ее «in patrocinium» митрополит Петр Могила завещанием своим от 22 декабря 1646, тем же документом он назначил воеводу своим душеприказчиком, а должные ему Киселем 55 тысяч злотых отказал той же коллегии.

Похоронили Адама Киселя в Успенской церкви, построенной им в родовом имении Нискеничи, недалеко от Владимира-Волынского. Она сохранилась до наших дней. Каменная, пятиглавая, в украинском стиле. Алтарная часть закругленная. Над западными входными дверьми герб Киселей – шатер, увенчанный 4-конечным крестом. В правом углу, в нише был поясной бюст строителя храма Адама Киселя. Он изображен с бородой, опущенными усами, обнаженной головой, в латах и железных перчатках. В нижней части надгробия были надписи. Тело его, как и брата Николая, было вложено в свинцовый, будто бы выписанный из Италии, гроб. Он был изящно отделан, на металлических ножках в виде лежащих львов, и украшен гербом. На крышке гроба сцены из военной жизни. С надгробным памятником и гробом помогла вдова воеводы, завещавшего ей свои имения. Еще в 1916 году это все сохранилось, но варвары (знаем какие!) уничтожили все, в том числе и бюст – художественное произведение XVII века. Благо в книгах и на открытке сохранилось его изображение.

Хотелось бы вкратце напомнить, каким человеком был Адам Григорьевич Кисель. Во время освободительной войны украинского народа 1648–1654 годов (возьмем это привычное для советской истории название) между сражающимися сторонами было много разногласий, при этом ни одна из противоборствующих сторон не имела представителей, которые ясно осознавали принципы своего лагеря. Антагонизм между польско-католической шляхтой и православными людьми стал проявляться при Сигизмунде III. Особый накал обоюдного неприятия произошел в последние годы его правления. Тогда в Речи Посполитой образовались три лагеря. Для одного из них характерным было мировоззрение Иеремии Вишневецкого, признававшего только одну народность – польскую, одно вероисповедание – католическое, одно правоспособное сословие – шляхетское.

Столь же резко выражена прямо противоположная идеология у Данилы Нечая, а еще более, немного позже, у Мартына Пушкаря. Адам Кисель признавал свою национальность и свою веру, тянувшие его в один бок, к украинцам, а вот его социальные симпатии принадлежали господствующему классу. Он утверждал, что шляхетство присуще не только полякам и литовцам, а особенно характерно для русинов. Сам он был шляхтичем и прекрасно понимал, что это звание получено на поле боя, а не во время молитв в монастыре. Но посполитыми (гражданами) не могли быть крестьяне. Самое главное, что как у Киселя, так и у его товарища