Энглтон и его подчиненные не составляли почти никаких разведывательных сводок для остальной части агентства; он считал собственную персону конечным заказчиком для своей работы и отказывался распространять свои заключения в письменной форме. Энглтон фактически саботировал работу резидентов ЦРУ по всей Европе, вмешивался в деятельность союзных разведывательных служб и отравлял атмосферу благополучия в штабе – и все без «малейшего намека на существование» «крота» в Советском отделе, – как тщетно сокрушался по этому поводу Рольф Кингсли, недавно назначенный руководитель отдела при Хелмсе. Сам же Хелмс соглашался, по словам адмирала Тэйлора, с тем, что «Джим был на редкость одержимым человеком… Хелмс сожалел об этой одержимости, но все же считал, что Энглтон настолько ценен и его настолько трудно заменить, что другие его качества явно перевешивают все неудобства этой одержимости».

Несмотря на загубленные карьеры, поломанные жизни и явный хаос, вызванный деятельностью Энглтона, Хелмс никогда не терял в него веры. Почему? Во-первых, насколько известно, в течение тех двадцати лет, когда Энглтон управлял контрразведкой, в ЦРУ никогда не просачивались предатели или советские шпионы, и за это Хелмс был ему безгранично признателен. Во-вторых, как впервые разъясняется в секретной истории ЦРУ эпохи Хелмса, именно Энглтону он был частично обязан своим самым большим триумфом на посту директора Центральной разведки. Речь идет о событиях Шестидневной арабо-израильской войны.

5 июня 1967 года Израиль предпринял наступление на Египет, Сирию и Иорданию. ЦРУ наблюдало за развитием событий. Израильтяне сообщали Белому дому и Государственному департаменту, что находятся в большой опасности. Хелмс заявил президенту, что это хорошо спланированный шаг с их стороны – безобидная ложь, высказанная в надежде на получение прямой американской военной поддержки. К большому облегчению Линдона Джонсона, Хелмс сказал, что Израиль нанесет удары в выбранные им сроки и на выбранных территориях и, по всей видимости, одержит стремительную победу – буквально в считаные дни. Конечным источником уверенного прогноза был именно Энглтон, который по лучил информацию от своих друзей на самых высоких уровнях израильской разведки, а потом сообщил непосредственно и исключительно одному только Хелмсу.

Его прогнозы сбылись. «Точность этого предсказания укрепила репутацию Хелмса в администрации Джонсона в Белом доме, – записано в истории ЦРУ. – Это событие почти наверняка стало звездным часом для Хелмса на посту директора. Оно также помогло укрепить позиции Энглтона».

Подобное попадание прямо в яблочко произвело благоприятное впечатление на Линдона Джонсона. Делая сообщение для историков ЦРУ, Хелмс гордо вспоминал, что Джонсон впервые за время своего президентства понял, что «разведка играет определенную роль в его жизни, притом довольно важную… И здесь он впервые вынужден был признать, что «у этих парней из разведки есть способности, которых явно недостает другим…»

Он предложил Хелмсу место на президентских обедах по вторникам, в компании членов высшего правительственного совета, который Хелмс назвал волшебным кругом приближенных – рядом с госсекретарем, министром обороны и председателем Объединенного комитета начальников штабов. Один раз в неделю в течение следующих восемнадцати месяцев ЦРУ получало то, в чем нуждалось больше всего: внимание президента Соединенных Штатов.

Хелмсу хотелось хранить тайны ЦРУ у себя дома. Он не желал неприятных сюрпризов за границей. В то же время в существующих политических условиях многие тайные операции агентства представляли собой потенциальные водородные бомбы.

В июне 1967 года Хелмс поручил Десмонду Фицджеральду проанализировать все заграничные секретные операции ЦРУ и обеспечить, чтобы сопряженные с ними тайны были надежно скрыты от глаз тех, кто вольно или невольно был способен их раскрыть. Агентство не могло больше допустить очередного публичного скандала или нарваться на очередное общественное расследование.

Давление же на Фицджеральда, помимо уже имеющегося бремени, под которым тот находился из-за внутреннего расследования заговоров против Кастро, оказалось слишком большим. Пять недель спустя он умер от сердечного приступа, когда играл партию в теннис с английским послом. Как и в случае с Фрэнком Виснером, ему на момент смерти было всего пятьдесят шесть лет…

После похорон Фицджеральда Хелмс обратился к старому верному другу, которому поручил возглавить тайную службу: новым ее руководителем стал Томас Геркулес Карамессинес. Друзья называли его Том K. Он являлся одним из основателей ЦРУ и бывшим шефом резидентуры в Афинах. Карамессинес страдал от постоянных болей в спине из-за искривленного позвоночника. Вместе с Томом К. летом и весной 1967 года Хелмс продолжил международный анализ тайных операций ЦРУ. Ни одна из стран в мире не являлась нейтральной территорией, и Хелмс стремился добиться для своего агентства глобального влияния.

В Сайгоне ЦРУ только что начало секретную операцию под кодовым названием «Лютик», одобренную президентом Джонсоном. Агентство предпринимало попытки настроить Северный Вьетнам на более дружелюбный лад, возвратив Ханою вьетконговского военнопленного с секретным радиопередатчиком и стремясь начать переговоры с противником на самых высоких уровнях. Но ничего из этого не вышло. ЦРУ создало и контролировало коммунистические партии в нескольких проамериканских странах – в том числе в Панаме, – в надежде на то, что лидеры сторон будут приглашены в Москву и вникнут в тайны советской доктрины. Уроки, извлеченные в бесконечных попытках просочиться в Кремль, оказались весьма несущественными. Хелмс пытался мобилизовать первые международные кадры ЦРУ из состава глубокого прикрытия: шпионов, которые работали без защиты дипломатического паспорта, выдавая себя за международных адвокатов или разъездных торговцев для «Форчун 500». Программа под кодовым названием «Земной шар» шла полным ходом в течение пяти лет, но по планете путешествовало едва ли больше десятка офицеров.

Хорошим и успешным операциям требовались месяцы и даже годы подготовки. «Вам нужно окунуться в инфраструктуру, получше узнать людей, которым предстоит работать с вами», – однажды объяснил Хелмс.

Но одного лишь терпения, настойчивости, денег и хитрости было недостаточно, чтобы бороться с коммунизмом. В руки дружелюбных правителей и их обучаемой ЦРУ тайной полиции и полувоенных образований, сформированных с помощью ЦРУ, нужно было передать реальное оружие. Президент Эйзенхауэр создал план из разряда «на любой вкус», названный Зарубежной программой внутренней безопасности, которой должно было управлять ЦРУ совместно с Пентагоном и Государственным департаментом. Человеком, написавшим манифест для осуществления этой миссии – «демократического, бескорыстного, часто безоговорочного подхода по оказанию помощи другим странам ради того, чтобы помочь самим себе», – был Эл Хейни, мошенник Сеульской резидентуры и полевой командир операции «Успех» в Гватемале.

Хейни предложил поддерживать порядок в мире, вооружая союзников Америки из числа стран третьего мира. «Высказывались обвинения, что для США было бы неправильно с нравственной точки зрения помогать недемократическим режимам усиливать свои системы безопасности, тем самым укрепляя их власть», – спорил он. Но «США не могут позволить себе моральную роскошь оказания помощи только тем режимам в свободном мире, которые укладываются в наши идеалы самоуправления. Исключите из некоммунистического мира все абсолютные монархии, диктатуры и хунты и посчитайте то, что останется, станет очевидным, что США близки к международной изоляции».