– Интересно, – подал голос господин Росси, стоя за высокой спинкой моего кресла.

– В общем, да, интересно, – согласился я, повернув голову в поисках хозяина, и добавил, – но скорее страшно.

Думаю, итальянец уловил в моем тоне беспокойство, и в ту же минуту у меня за спиной снова зазвучал баритоном его голос.

– Не надо пугаться правды, мой друг, хотя реальная история – действительно штука страшная.

Его циничность и прямолинейность меня немного задели.

– Вы, верно, сеньор, имеете в виду вашу древнюю историю? – я съязвил, и хозяин это уловил. Слава Богу, что в тот момент он не видел выражения моего лица. Признаться, за мной такое водится, иной раз я бываю неприятным. – Важно, чтобы и вы, итальянцы, не пугались.

– Простите, я не понимаю, – произнес г-н Росси только после того, как обошел кресло и встал передо мной.

– Ну… – я несколько замялся в нерешительности, но собрался с мыслями и спокойно начал: – Согласитесь, страшно становится, когда вдруг осознаешь, что главный символ античного Рима – волчица, кормящая Ромула и Рэма грудью, отлитая из бронзы как считается в V веке до Рождества Христова древним народом этрусками, на самом деле была создана вовсе не ими, а совсем другим народом, и гораздо позже, в средние века, точнее, в XV веке нашей эры. Ваши историки промахнулись аж на целых двадцать веков. Серьезный просчет? – обратился я к итальянцу и сам же ответил: – Бесспорно.

– Ааа… – протянул он, – вы, историки, все об этой мелочи толкуете, – он помахал ладонью перед моим лицом, стараясь разогнать клубы едкого сигарного дыма. – Вы, видимо, имеете в виду заключение Анны-Марии Каррубы, нашего известного реставратора. Да, я в курсе, что ее профессиональные догадки поддержал и президент института археологии сеньор Реджино. Наверное, это так и есть, но таких откровенных ляпов по древней истории Рима совсем немного. Давайте все же отнесем их к исключению из правил.

Признаться, Европа часто упрекала французов в легкомыслии, так же как она обращала внимание на то, что мы, русские, чувствуем себя заблудшими в этом мире, поскольку силлогизм Запада нам не знаком поныне. Однако, умозаключение, которое делал Дино, вызывало у меня недоумение. Я даже отпил из его бокала немного коньяку и с жаром произнес:

– Да, но вы до сих пор по всему миру продолжаете распространять эту лживую информацию, публикуя повсюду невыразительное изображение этой волчицы и преподнося его как великий артефакт античной Этрурии. Была бы она хотя бы похожа на ту, которую описывал в своей «Естественной истории» Плиний. История сохранила для нас изображение волчицы на своих древних монетах. Четкие контуры дают точное представление, которое никак не вяжется с тем, что демонстрируется по сию пору. Это же обман! В конце концов у моего отца имеется прекрасный образец той монеты времен Антонина Пия, на которой греческие резчики штемпелей создали образ волчицы совсем не такой, какой нам пытаются сейчас навязать. Между прочим, в Капитолийском музее этому изваянию до сих пор выделен первый и самый большой зал музея, а глянцевые обложки путеводителей по Риму на всех языках мира открываются именно его изображением. Где же, позвольте спросить, любовь к истине?

Перед тем, как ответить, г-н Росси сдвинул брови и вздохнул.

– Что поделаешь, бывает и такое. Двести лет назад Стендаль в своих «Прогулках по Риму» писал про Ватикан, что количество древнеримских памятников, уничтоженных папами и их племянниками так велико, что стыдясь этого, Ватикан приказал авторам путеводителей не упоминать о них вовсе. Возможно, и в нашем случае причина все та же – стыд. Но кто не ошибается?

Он мило улыбнулся в попытке отшутиться, призывая и меня проявить должную терпимость и уважение к тем, кто провел колоссальную работу, а итог оказался сомнительным.

– Дино, но я не досужий турист, посещающий Рим только ради развлечения. Нас приучили еще в школе к тому, что знание античной истории – это мерило образованности человека. Мне все время вбивали в голову, что любое утверждение необходимо подкреплять аргументами. Я согласен, что стереотипное мышление довлеет. Даже в Москве в музее имени Пушкина зал античного искусства открывает копия капитолийской волчицы, а станцию метро «Римская» украшает изображение, стилизованное под волчицу, которая, как теперь оказалось, была выдумана итальянскими средневековыми скульпторами. Это же своего рода историческое мошенничество мирового масштаба!

– Друг мой, не стоит так волноваться, – успокаивал меня хозяин.

– Хорошо. А вот второй жемчужиной капитолийских музеев является античная конная статуя Марка Аврелия. Нас уверяют глянцевые путеводители, что это единственная конная статуя, чудом не изуродованная христианскими религиозными фанатиками, не переплавленная, как все остальные в средние века, и сохранившаяся до наших дней только потому, что наездник был похож на императора Константина Великого, принявшего христианство и канонизированного церковью как святой равноапостольный. Удивительно то, что у входа в Капитолийские музеи, что в тридцати метрах от конной статуи Марка Аврелия, установлена исполинская античная голова самого Константина с глазами навыкате, безбородого, с прямыми, а не курчавыми волосами и стильной прической, так характерной для поздней империи IV века. Словно кто-то специально обращает внимание посетителей на то, что Константин совсем не похож на Марка. Тогда почему жители Рима и служители Ватикана целых тринадцать веков принимали Константина за Марка? Возможно, причиной тому была огромная арка Константина, которая до сих пор сохранилась в хорошем состоянии, и стоит возле Колизея, привлекая внимание туристов. На арке сохранилось большое количество прекрасных барельефов, медальонов и статуй бородатых дакских воинов эпохи Траяна, Адриана и Марка Аврелия. Правда, все они не имеют никакого отношения к эпохе императора Константина, кроме большой посвятительной надписи. История создания этой арки так же запутана, как и вся история древнего Рима. Очевидно, что причина сохранности статуи не в этом сходстве. Лик Марка с восточным изгибом бровей, с библейскими миндалевидными глазами и усами точь-в-точь, как на византийских иконах, исполнен в лучших традициях христианской веры. Наверное, именно это совпадение или, скорее, подражание и спасло скульптуру. На конной статуе никогда не было никаких мемориальных надписей. Первый, кто распознал в человеке, сидящем на коне, Марка Аврелия, был библиотекарь новой византийской апостольской церкви Бартоломео Сакки по прозвищу Платина. Это он в XV веке, разбирая коллекцию древнеримских монет, обратил внимание на это удивительное сходство. Но почему по монетам? Разве образ Марка Аврелия сохранился только на них? Совсем нет. Более того, каждый, кто занимается римской нумизматикой, знает, как разнятся между собой, порой до неузнаваемости, лики одного и того же императора на монетах разных монетных дворов государства, к тому же сохранилось большое количество мраморных бюстов Марка. В его эпоху тех жителей Италии, в домах которых водился достаток, но не было его изображения, считали богоненавистниками. Заметьте, Дино, что до середины XVII века в Риме на Виа дель Корсо стояла арка Марка Аврелия, опять же если верить путеводителю писателя Стендаля. На этой арке, варварски разрушенной Папой Александром VII, было большое количество прекрасно сохранившихся рельефных панелей с изображениями лика императора Марка, на которых тяжелые верхние веки прикрывают большие выпуклые глаза. Согласитесь, Дино, есть серьезные основания подозревать, что конная статуя Марка Аврелия была отлита гораздо позже, чем второй век нашей эры, и совсем не во времена императорского Рима, тем более, что ученый XIII века Риккобальдо из Фераля в своих работах утверждал, что статуя была отлита и установлена по указанию Папы Клемента III в XII веке.