— Я уже стар, — говорил Нельс дальше, — не могу ходить быстро, и глаз стал совсем плохой. Мучают головные боли, артрит; в довершение ко всему этой ночью я жутко продрог, ни на секунду не сомкнул глаз и чувствую себя не самым лучшим образом. Так же, как и вы, я жду не дождусь, когда дадут тепло и стихнет этот изматывающий буран. Я бы хотел жить еще долго, хотя рассчитывать на это не приходится — если не умру в ближайшие десять лет, двадцать уж точно не протяну. Так что осталось всего ничего.

— Но к чему это я? — Нельс приблизился к присяжным. — К тому, что как человек, уже достаточно поживший, могу размышлять о жизни и смерти так, как пока не дано вам. Я чувствую себя марсианином, который с изумлением наблюдает за Землей. Наблюдает из поколения в поколение и что же видит? Людские пороки. Все те же пресловутые людские пороки. Мы ненавидим друг друга, мы становимся жертвами нелепых страхов. История человечества идет своим ходом, и все в ней повторяется без изменений. Однако я отвлекся, прошу прощения. Итак, я лишь хотел сказать, что в таком мире, как наш, полагаться можно только на себя. Каждый из вас, независимо друг от друга, должен принять решение. Умножите ли вы то равнодушие, что вечно противостоит справедливости? Или бросите ему вызов, проявив истинную гуманность? Во имя Господа, во имя всего человечества исполните свой долг. Оправдайте подсудимого, отпустите к жене, детям. Сделайте то, что вы должны сделать, освободите его.

Судья Филдинг, восседавший на возвышении, посмотрел сверху вниз. Он все так же производил впечатление человека изнуренного, только что разбуженного и сидевшего с прикрытыми глазами. Все утро судье не давали покоя мысли о том, что он не справился со своими обязанностями и судебный процесс проходил не так, как должен был. Судья предъявлял к себе высокие профессиональные требования, был честным и принципиальным, твердо придерживаясь буквы закона; его сонный вид этому ничуть не мешал. Он впервые вел дело по обвинению в тяжком убийстве первой степени и чувствовал себя неуверенно: если присяжные вынесут обвинительный приговор, ему одному придется решать судьбу подсудимого, которому грозило повешение.

Судья с усилием поднялся и, одернув мантию, перевел взгляд на присяжных.

— Судебное разбирательство подходит к концу, — объявил он, — и ваша задача состоит в том, чтобы, удалившись в комнату для совещаний, сообща вынести решение по делу. Но прежде, господа присяжные, хотелось бы донести до вас следующие соображения.

— Во-первых, вынося приговор о виновности подсудимого, вы должны быть полностью уверены в доводах обвинения. У вас не должно оставаться ни тени сомнения, прошу помнить об этом. Если у вас имеются разумные основания для сомнений, вы не имеете права вынести обвинительный приговор. В случае малейших сомнений относительно убедительности обвинения подсудимого следует оправдать. И недопустимо руководствоваться собственными эмоциями, какими бы сильными они ни были. Таковые обязанности налагает на вас закон.

— Во-вторых, — продолжал судья, — вынося решение по делу, вы обязаны помнить о следующем. Вам предстоит решить только одно: виновен подсудимый в тяжком убийстве первой степени или нет. Только в этом и ни в чем ином. Если вы обвините его в равнодушии, ненависти, словесных оскорблениях, непредумышленном убийстве, убийстве в целях самозащиты или тяжком убийстве второй степени — приговор не будет засчитан. Тяжкое убийство первой степени предполагает наличие заранее продуманного плана. Обвинительный приговор может быть вынесен только в том случае, если подозреваемый совершил убийство, спланированное заранее. Хотя в этом-то, — сказал судья, — и кроется трудность. Потому как невозможно разглядеть простым глазом, что у подсудимого было на уме. Приходится судить, исходя из показаний свидетелей, из того, как они держат себя и что говорят, а также из вещественных доказательств. Чтобы доказать вину подсудимого, вы должны доказать, что он заранее планировал то, в чем его обвиняют. Иными словами, совершил убийство предумышленно. Что намеренно искал встречи с жертвой, что все произошло не в пылу эмоций, а по заранее обдуманному плану. Итак, еще раз призываю вас судить только в отношении тяжкого убийства первой степени.

— Господа присяжные, — продолжал судья, — вам оказали доверие в надежде на вашу беспристрастность, на то, что, находясь в здравом рассудке и рассуждая объективно, вы на основании представленных доказательств вынесете справедливое решение. Предварительно обменявшись взглядами и придя к единому мнению. Каждый из вас должен внимательно выслушать точку зрения и аргументы другого. Присяжный не должен удаляться в комнату для совещаний с твердым убеждением отстаивать свое и только свое решение, он должен быть готов выслушать своих коллег. Итак, судите объективно, руководствуясь здравым смыслом.

Судья помолчал, чтобы присяжные подумали над сказанным. Он посмотрел в глаза каждому из них, чуть задерживая взгляд.

— Господа присяжные, — сказал судья и вздохнул, — мы рассматриваем уголовное дело, и я призываю вас вынести приговор единогласно. Спешки нет, так что никто не должен думать, будто задерживает остальных. Заранее выношу вам благодарность за согласие участвовать в этом процессе. В городе нет света, и ночь в гостинице тоже была не из самых приятных. Понимаю, как непросто сосредоточиться на деле, когда беспокоят мысли о доме, о семье, о родных и близких. Не в наших силах побороть стихию, но исход этого дела зависит только от нас. Теперь вам решать, господа присяжные. Можете удалиться на совещание.

В три часа присяжные удалились из зала. Двое репортеров непринужденно болтали, заведя руки за голову и покачиваясь на стульях, грозивших упасть. Абель Мартинсон защелкнул на подсудимом наручники и, дав жене перекинуться напоследок парой слов с мужем, увел того в камеру.

— Тебя освободят, — успокаивала мужа Хацуэ. — Вот увидишь, они поступят по справедливости.

— Не знаю, — ответил Кабуо. — Но как бы там ни вышло, я люблю тебя, Хацуэ. И детей, передай им.

Нельс Гудмундсон собрал бумаги и опустил в отделение портфеля. Эд Сомс, пребывая в благостном расположении духа, не стал запирать зал, понимая, что это единственное теплое место, больше людям некуда податься. Многие свободно расположились на скамейках или прохаживались между рядов, вполголоса строя предположения об исходе процесса. Эд встал у двери кабинета, куда удалился судья Филдинг; стоя с заложенными за спину руками, он походил на королевского лакея, застывшего в подобострастной позе. Время от времени судебный пристав сверялся со своими часами.

Сидевший на галерее Исмаил Чэмберс просматривал сделанные записи, время от времени поглядывая на Хацуэ. Слушая ее, когда она давала свидетельские показания, он особенно остро ощущал, что стоит за каждым ее выражением, за каждой паузой. Ему захотелось снова вдохнуть ее запах, зарыться руками в ее волосы. Желание вернуть Хацуэ было таким же сильным, как и желание обрести цельность, зажить другой жизнью.

Листки с маяка лежали в левом кармане брюк Исмаила; надо было лишь встать, пройти через зал к приставу и попросить о разговоре с судьей. Вытащить из кармана листки, развернуть, показать и пройти в кабинет судьи мимо пристава с вытянутым от удивления лицом. Судья поморгает сквозь очки, пододвигая мерцающие в канделябре свечи ближе, а когда до него дойдет смысл записей, уставится на него, Исмаила. «В 1:42 грузовое судно начало резко поворачивать. Часы в кармане Карла Хайнэ остановились в 1:47». Никаких дальнейших объяснений не требуется.