Только дописав протоколы и заставив во всех них моего супруга и Самосадного расписаться, капитан обратился ко мне. Майор Белоглазов стоял рядом и спокойно наблюдал за происходящим.

— Итак, — начал капитан, — для начала познакомимся. Я капитан Фильченков, работник отдела областного УВД по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. А вы, как я понимаю, Ирина Лебедева, тележурналистка?

Я подтвердила, что именно так оно и есть.

— Вы узнаете этот пакет? — Капитан кивнул на лежащий рядом с ним кусок грязного прозрачного полиэтилена.

— Разумеется, — спокойно ответила я.

Фильченков, видимо, ожидавший, что я стану отпираться, посмотрел на меня откровенно изумленно.

— Ну, хорошо, что вы так откровенны с нами, — сказал он. — Это во многом облегчит наше с вами общение. — Я молча кивнула. — Итак, в этом пакете были найдены частицы марихуаны, сушеной конопли, — продолжал капитан. — Ваш муж утверждает, что получил этот пакет от вас. Это правда?

— Да, это так, — твердо сказала я. Капитан опять удивился.

— Так, хорошо, — сказал он, снова выбитый из колеи. — Объясните, откуда вы взяли этот пакет.

— Вчера поздно вечером я нашла его на территории нашего крекинг-завода, — ясно отчеканила я.

Капитан тихо присвистнул.

— Если не секрет, — проговорил он осторожно, — что вы делали вчера поздно вечером на крекинг-заводе?

— Искала этот пакет, — невозмутимо отвечала я.

— И нашли?

— Как видите!

— Что, только один этот пакет?

— Нет, там их была целая куча, но я взяла только один этот.

— Почему же только один?

— Так было надо!

— Петя, хватит трепаться! — вдруг нетерпеливо воскликнул молчавший до сих пор майор Белоглазов, вставая и подходя к капитану вплотную. — Ты что, хочешь дело проворонить?

— Почему это — проворонить? — опешил тот.

— Ирина Анатольевна, вы говорите, там было много таких пакетов? — не слушая коллегу, повернулся ко мне майор Белоглазов.

— Целая куча, — подтвердила я. — И, кроме этого, много чего еще.

— Значит, сейчас же нужно срочно ехать на крекинг-завод и все там посмотреть, — продолжал так же энергично Белоглазов. — Давай, отправляемся сию минуту, может, еще не поздно. Я тебе по дороге все объясню…

Капитан, продолжая удивленно хлопать глазами, все же подчинился, сложил протоколы обратно в папку и поднялся из-за стола. Валера, с иронической усмешкой наблюдавший за милиционерами, процедил сквозь зубы:

— Если еще не поздно… Боюсь, уже сегодня утром было поздно!

И я прекрасно поняла, что именно Гурьев имел в виду.

* * *

Напрасно я просила оперативников отпустить моего супруга и Самосадного домой, уверяя, что в происшедшем они ничуть не виноваты: капитан только сумрачно покачал головой, пропуская мимо ушей мои уверения. Он приказал своему подчиненному лейтенанту отвезти обоих ко мне домой и забрать там мою перемазанную в нефти после позавчерашнего взрыва юбку, заявив, что все это, конечно, мура и в красивую сказку насчет, как он выразился, нефтяного терроризма верится с трудом, но его долг проверить все возможные версии и предположения. Я объяснила Володьке, где найти перепачканную нефтью юбку, потому что была уверена, что он ее ни за что не найдет и будет понапрасну перерывать всю квартиру. Вместе с юбкой капитан велел ехать в управление, отдать ее на химическую экспертизу, сделать запрос у экспертов о возможностях аварии на реакторах такого типа и ждать их возвращения с крекинг-завода. Володька и Самосадный, таким образом, все еще были под арестом, с мрачным, понурым видом покинув кабинет декана химического факультета. Капитан Фильченков сунул главную улику, перемазанный в нефти полиэтиленовый пакет, себе в карман, и мы направились к милицейскому «уазику». Не без тревоги я подумала, как мы впятером, с шофером и Валерой Гурьевым, втиснемся в машину.

На территорию крекинг-завода с машиной нас все-таки не пропустили. Тряский милицейский «уазик» вместе с водителем пришлось оставить у проходной и по территории крекинг-завода ходить пешком. Миновав вертушку проходной, под взглядом знакомого мне уже дедка-вахтера, хмурого и подозрительного, мы направились по разбитой асфальтовой дороге к цеху № 5, зашли внутрь его огромного пространства. Оба реактора работали, деловито рокоча и источая клубы пара, в аппаратных горел свет. Валера Гурьев молча указал оперативникам на пустую бетонную платформу, занявшую место взорвавшегося реактора, груду цветов и зажженные свечи на том самом месте, где нашли бездыханное тело начальника цеха. Оба милиционера взирали на это понимающими глазами, впрочем, довольно равнодушно и спокойно. Видимо, им приходилось наблюдать еще и не такое. Никто не произнес ни слова.

Затем мы направились через цех ко второй, незаметной дверце, выводившей к подъездным путям. Оперативники молча следовали за нами. Омерзительный запах гари все еще стоял в воздухе, оперативники морщили нос, а у меня мурашки побежали по спине — вдруг здесь еще что-нибудь подстроено и один из оставшихся реакторов сейчас взорвется?

Запах объяснялся совсем просто. Выйдя из помещения цеха через стальную скрипучую дверь и оказавшись в небольшом глухом дворике с подъездными железнодорожными путями, на этот раз снова пустыми, мы обнаружили, что там прямо на рельсах установлен небольшой мусорный контейнер, в котором горит нечто, источая ядовитый черный дым и этот удушливый запах гари. Возле контейнера стоял рабочий в оранжевом грязном комбинезоне и ворошил горящий мусор длинной стальной кочергой. На нас, так внезапно возникших перед ним, он посмотрел удивленно, синей милицейской униформы даже на мгновение испугался, но в следующее мгновение спокойно продолжил свое занятие, не обращая более ни на кого особого внимания. Так ведут себя люди с чистой совестью, подумала я.

— Ну, где они? — спросил нетерпеливо майор Белоглазов, оглядываясь на меня.

Я огляделась, поискала пакеты глазами и тихо ахнула: пакетов больше не было! Дым небольшого ядовитого костерка неторопливо вздымался к небу, и у меня в голове возникла вдруг страшная догадка. Впрочем, раньше, чем мне, эта мысль пришла в голову Гурьеву.

— Слышишь, капитан, — сказал он с кривой усмешкой. — Ты дым от марихуаны по запаху узнаешь?

— Ну, узнаю, дальше что? — проговорил тот хмуро.

— Тогда вот не стой как дурак, а принюхивайся!

Капитан, изумленный Валериной наглостью, хотел было рявкнуть на него, потом его словно осенило, и он недоверчиво уставился на костер в контейнере.

— Ты что, хочешь сказать, это марихуаной пахнет? Нет, это вонь от горящего полиэтилена. Вон, видишь, он его палит…

— Правильно, — сказал Валера. — Потому что полиэтилена здесь больше, чем марихуаны. Марихуаны было только чуть-чуть на полиэтиленовых стенках мешков.