— Наташа, а вам не показалось, что последнее время ваш начальник цеха был какой-то странный?

— Сергей Викторович? — Аппаратчица смотрела на меня весьма озадаченно и медлила с ответом. — Может быть… — тихо проговорила она наконец.

— Так, а если поконкретнее? — вмешался Валера Гурьев. — Он с кем-нибудь ссорился? Кто-нибудь ему угрожал?

— Угрожал? Нет, ничего подобного я не слышала, — аппаратчица с сомнением покачала головой. — А вот ссориться он, да, действительно, ссорился.

— Так, отлично, — Валера удовлетворенно потирал руки. — С кем же он ссорился? Когда? Из-за чего?

— Не знаю, я не видела. Я в аппаратной постоянно нахожусь, там не до того, чтобы по сторонам глазеть.

— Почему же вы решили, что с кем-то была ссора? — спросила я.

— Потому что я слышала голоса… как они скандалили, — отвечала аппаратчица.

— Где скандалили? В вашем цехе?

— Ну, почти, — отвечал она. — Только не в зале, где стоят реакторы, а далеко, где-то внизу, за стеной.

— А по голосу вы никого не узнали? — спросила я.

— Узнала, Сергея Викторовича, — отвечала Шутова.

— А из-за чего был скандал? О чем они кричали?

Наташа Шутова на некоторое время задумалась.

— Понимаете, кричал один только Венглер, — сказала аппаратчица. — А ругался он, я так поняла, из-за какого-то мусора.

— Из-за мусора?

— Ну да! Я помню, слышала, как он прокричал: «Что это у вас тут за пакеты?».

— И что же это были за пакеты? — проговорил задумчиво Валера Гурьев.

— Не знаю, — покачала головой Наташа. — Я так поняла, мусор. Там, за стеной, где у нас подъездные пути, полно всякого мусора валяется.

— И полиэтиленовые пакеты в том числе? — спросила я.

— Конечно, — ответила Шутова.

— И откуда же они, эти пакеты, берутся?

— Не знаю… Наверное, что-то привозят в них.

Мы все трое переглянулись. Валера Гурьев с досадой кривил губы. Мне вспомнилось, как один мой старый университетский профессор в таких случаях патетически воздевал руки к небу и восклицал по-латыни: «O sancta simplicitas! О святая простота!»

— Скажите, Наташа, — опять заговорила я. — А вы случайно не помните, когда именно была эта ссора из-за пакетов? Очень давно? Не очень?

— Мне кажется, пару недель назад, — сказала аппаратчица. — Мне почему это запомнилось. Дело в том, что Сергей Викторович вошел в цех после этого спора красный как рак, глаза блуждают, рот приоткрыт. Я его таким еще никогда не видела!

Мы с Валерой понимающе переглянулись: сказанного было вполне достаточно.

— А вы не помните, — спросила я, — на вашем крекинг-заводе с полгода назад тоже был несчастный случай, и погиб один из руководителей завода, некто по фамилии Шумков?

— Помню, конечно, — сказала аппаратчица, заметно бледнея на глазах. — Он с рабочим в очистные провалился. Это было так страшно! Представляете, свариться заживо! Наши девочки потом долго отказывались по этим мосткам над очистными ходить, все боялись, а вдруг они снова обрушатся.

— А вы не помните, — продолжала я, — этот Шумков перед гибелью случайно по поводу пакетов не разглагольствовал? Никому ими не грозил?

Ответить на этот вопрос Наташа Шутова не успела, потому что в этот момент дверь в палату открылась, и показавшийся на пороге фельдшер объявил нашему майору, что ему звонят из управления. Майор тут же вышел из палаты, а нас согласно тюремному распорядку вывели в коридор, оставив стоять у мрачной кирпичной стены и ждать возвращения Белоглазова. Палату же с Наташей Шутовой заперли на огромный засов.

Майор вскоре вернулся, глядя на нас так сумрачно и подозрительно, что нам стало сразу ясно: произошло еще что-то интересное.

— Ну, орлы, поехали со мной! — мрачно позвал нас Белоглазов. — Прошу вас вперед, в машину!

И нам ничего не оставалось, как последовать его приглашению. Я только надеялась на то, чтобы наш внезапный отъезд не был связан с чьей-то гибелью или какой-нибудь новой трагедией.

Пока мы катились в воняющем бензином милицейском «уазике», Валера Гурьев не отставал от майора и все пытался узнать, что же все-таки произошло. Но Белоглазов словно воды в рот набрал и на все вопросы Валеры отделывался молчанием. Мне, не первый год знавшей майора, такое его поведение внушало самые серьезные опасения и тревогу, которая еще больше возросла, когда мы вдруг въехали на территорию университетского городка и остановились возле первого корпуса, про который я отлично все знала — он принадлежал химическому факультету, где и работал мой муж Володя.

У входа нас встретил незнакомый милицейский лейтенант, взявшийся тут же сопроводить нас по лабиринтам здания. Еще один милиционер с погонами сержанта следовал за нами сзади. Это выглядело совсем уж нелепо, будто мы арестованы. Встречавшиеся нам во множестве по дороге студенты поглядывали на нас с вялым любопытством. Надо полагать, им еще ничего не было известно о таинственном происшествии на крекинг-заводе.

А вот и кабинет декана факультета. Сам декан, пожилой, очень уважаемый ученый, наш с Володькой хороший знакомый, не раз бывавший у нас в гостях, расхаживал нервными шагами по узкому свободному пространству собственной приемной, на нас с Валерой он посмотрел сумрачно и неприветливо и на мое приветствие едва ответил, после чего тут же отвернулся. Дверь его кабинета была настежь открыта, и наша процессия во главе с майором проследовала туда.

На стульях возле длинного стола декана рядком сидели мой муж Володька и Самосадный, оба с понурым, виноватым видом. Некий незнакомый мне милицейский капитан, пристроившись рядом, писал протокол. А на столе возле них лежал… ну да, хорошо мне знакомый прозрачный полиэтиленовый пакет с засохшими следами нефти на нем.

При виде меня Володька встрепенулся было, робко покосился на невозмутимо продолжавшего строчить капитана, сказал вполголоса:

— Не бойся, Ирина, с нами все в порядке. Я этому придурку, — он сердито ткнул в бок локтем сидящего с ним рядом Самосадного, — говорил: не звони ты в ментуру, не звони, мороки с ними не оберешься. Нет, куда там! Говорит, такие вещи надо немедленно правоохранительным органам сообщать… Вот и сообщили!

— Разговорчики, задержанные! — вальяжно проговорил капитан, продолжая писать протокол.

Володька покорно умолк. Мне вдруг стало все ясно.

— А что в пакете нашли? — спросила я своего супруга. — Марихуану?

— Ее самую, — сказал капитан, на мгновение поднимая голову от писанины. — Вы подождите, сядьте на стул. Сейчас до вас очередь дойдет.

Ну да, сначала они должны были составить все протоколы по форме! Иногда мне казалось, что у ментов совершенно нет ни души, ни сердца, ни живых человеческих эмоций. Неужели им не интересно поскорее допросить меня? Неужели им не интересно знать, откуда у моего супруга взялся этот пакет?