На подъезде к историческому городку Джорджтаун мать развернула большую, изрядно помятую карту образца этак 1989 года.

– Съезд должен быть справа.

– Мама, у меня есть GPS. Все, что нужно сделать, – это ввести адрес…

– Эти вещи вечно врут. К тому же я сомневаюсь, что любой GPS может найти это место. Это заброшенная усадьба, где десятилетиями никто не жил. Даже Ивонна не смогла дать нам точный адрес.

– Мама, навигатор работает через спутник. Все, что существует, можно увидеть…

– Ну-ну, – сказала она с легким смешком. – По-моему, нет ничего надежнее старой доброй карты, которая всегда поможет вам добраться туда, куда нужно.

– Отказ от технологий просто означает, что ты стареешь, – назидательно изрекла я, сворачивая на грунтовую дорогу. После этих слов мать замолчала.

Пыль облаком летела из-под колес, проглатывая дорогу позади нас. Машина то и дело подскакивала на камнях, задевала корни и ветки. Я даже пожалела, что не взяла отцовский грузовик. Над нами, закрывая солнечный свет, густо нависал свод векового соснового бора, отчего казалось, будто я нахожусь внутри церкви. Увы, ничто из этого не успокоило мои натянутые как струна нервы. Впрочем, если учесть, что мне предстояло рыть могилу, удивляться было нечему.

– А если кто-нибудь нас увидит? – спросила мать.

Еще дома мне пришло в голову захватить лыжные маски и что-нибудь еще, чтобы закрыть наш номерной знак, но я отмела эти идеи как продукты просмотра слишком большого количества серий «Макгайвера» по ночному телеканалу, ставшему мне во время моей недавней бессонницы закадычным другом. Тем не менее, если меня застукают за раскапыванием могилы, это будет выглядеть очень плохо, особенно на страницах чарльстонских газет. И уж тем более если они поместят мое фото в затрапезных джинсах.

– Вряд ли нам есть о чем беспокоиться, – сказала я. – Ивонна проверила документы и убедилась, что дом и земля заброшены с 1950-х годов, когда умерли родители Джонатана. Участок унаследовал один из его братьев с севера Джорджии, но с тех пор здесь никто не жил.

– Значит, мы вторглись в частную собственность, – заключила мать.

– Да. Но это будет наименьшее из обвинений, если нас поймают. – Я притормозила. – Если хочешь повернуть назад, говори сейчас.

Мать, а следом за ней и я, обернулась и посмотрела в заднее окно машины, где по-прежнему висели клубы рыжей пыли, а затем по обе стороны узкой дороги, от которой в лес тянулись канавы. Она посмотрела на меня:

– Боюсь, возвращаться уже поздно. Как ты считаешь?

Я кивнула, зная, что она права, и во многих отношениях. И нажала на педаль газа. Машина устремилась вперед. Меня же охватила странная радость, оттого что пути назад нет.

Викторианская ферма посреди поляны, когда мы наконец подъехали к ней, похоже, вела свое последнее сражение с наступающим лесом. Она оказалась именно такой, какой я ее себе представляла, – с остроконечной крышей, просторным крыльцом и прямыми линиями опор, прямиком со страниц книги по американской истории. Такой стиль, вероятно, существовал в самых разных частях страны, вызывая в голове образы многодетных семей и кур на переднем дворе, а не убийств и пустых могил. Единственная разница между моей мысленной картинкой и тем, что предстало моему взору, заключалась в том, что дом казался еще более заброшенным и одиноким, чем я себе его представляла.

В окнах не было стекол, и в зияющие отверстия были видны рухнувшие потолки и обвалившиеся стены. Сквозь крышу пробивалось наружу массивное дерево, сорванная черепица наполовину вросла в землю там, где упала, как будто в подтверждение силы бури, сбросившей ее вниз.

Я остановила машину и выключила зажигание.

– Предполагаю, что семейное кладбище за домом.

– Так сказала и Ивонна. – Моя мать повернулась ко мне: – Ты ведь не любишь кладбища.

Это был не вопрос.

– На них ничего хорошего не происходит.

Мать взяла мою руку и сжала:

– Помни, вместе мы сильнее. Не забывай об этом.

Пожав в ответ ее руку, я вышла из машины. Мы стояли посреди оглушительной тишины, наполненной лишь фоновым гулом тысяч невидимых насекомых. Я ощущала запах близлежащего болота и вездесущей чавкающей грязи, который приятно щекотал мне нос. Говорят, именно так можно узнать истинного уроженца Южной Каролины – если человек не морщит нос от ни с чем не сравнимого запаха лесной гнильцы.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросила мать. Мы стояли, глядя на заброшенный дом, на который неумолимо, проглатывая его целиком, наступал двор с его сорняками, росшими уже сквозь доски веранды.

– Нет. Во всяком случае, пока. Может, им нет причин здесь быть.

Мать пристально посмотрела на меня:

– Или же мы еще не дали им причину.

Я тяжело сглотнула, пытаясь сосредоточиться на предстоящей задаче. Открыв багажник, я передала матери лопату, затем достала кирку и вторую лопату, для меня. Мы уже завернули за дом, когда я отчетливо услышала звук хлопнувшей двери машины.

Я вздрогнула и остановилась.

– О нет, здесь кто-то есть! – Я быстро прикинула, сколько времени нам нужно, чтобы добежать до машины, а потом выехать по длинной гравийной дороге. Но затем я посмотрела на мать, но не заметила на ее лице ни тревоги, ни даже удивления. Скорее она как будто извинялась.

На смену страху тотчас пришел гнев.

– Ты кого-то ждешь? – спросила я, медленно шагнув вперед. Мои подозрения усилились, а потом и подтвердились, так как я услышала голос Нолы.

– Они здесь, – объявила она, когда мы с матерью завернули за угол дома.

Джек и Нола стояли возле его пикапа, в руках у обоих было по лопате. Чтобы провести средневековую охоту на ведьм, нам нужна была только пара вил.

– Что ты здесь делаешь? – спросили в унисон мы с Джеком и посмотрели на Нолу и мою мать. Обе внезапно виновато потупили глаза.

– Мама! О чем вы думали?

Мать с невозмутимым видом подошла к нам.

– Я подумала, что нам пригодится помощь Джека. Нола со мной согласилась.

Нола встала между Джеком и мной:

– И было бы хорошо, если бы вы двое помирились. Я совсем как тот чувак в «Холостяке», который пытается выбрать между вами двумя. Это неправильно.

Джек в замешательстве уставился на меня:

– Что это с тобой?

Ты, чуть не вырвалось у меня, но мне не хотелось давать ему больше власти надо мной. Я не могла посмотреть ему в глаза, так как тотчас вспомнила унижение нашей последней встречи. Я гордо выпятила подбородок:

– Я в отпуске. Это то, что люди носят в отпуске.

Уголок его рта приподнялся в знакомой усмешке:

– В круизе пенсионеров в Канкун, может быть. Где ты взяла этот прикид?