Сын Альфреда приостановился перед крепостью, сидя в седле под солнцем, пока слуги и вьючные лошади торопливо следовали через ворота, а потом — к большему из двух домов.

Финан, который уже исследовал оба дома, присоединился к нам на укреплениях и сказал, что оба здания использовались как конюшни.

— Это будет все равно что жить в выгребной яме, — сказал он.

Эдуард все еще оставался за воротами, рядом с ним была Этельфлэд.

— Почему он не въезжает в крепость? — спросил я.

— У него должен быть трон, — ответил Финан и рассмеялся при виде выражения моего лица. — Это правда! Ему принесли ковер, трон и бог знает что еще. И в придачу алтарь.

— Он будет королем вслед за своим отцом, — сказал верный Стеапа.

— Если только я не сумею убить ублюдка, пока мы перебираемся через ту стену, — сказал я, указывая на датскую крепость.

Стеапа казался потрясенным, но приободрился, когда я спросил его, как поживает Альфред.

— Хорошо, как всегда! — ответил Стеапа. — Мы думали, он умирает. Теперь ему намного лучше. Он снова может ездить верхом, даже ходить!

— Я слышал, что он мертв.

— Он чуть не умер. Ему дали последнее соборование, но он поправился. Он уехал в Винтанкестер.

— Что там происходит?

Стеапа пожал плечами.

— Датчане соорудили лагерь и засели в нем.

— Они хотят, чтобы Альфред заплатил им за то, чтобы они ушли, — предположил я.

Я подумал о Рагнаре, вообразил его недовольство, потому что Брида, без сомнений, побуждала его напасть на Винтанкестер, но этот бург было тяжело атаковать. Он стоял на холме, подступы к нему были крутыми, и хорошо обученная армия Альфреда защищала прочные укрепления. Вот почему — во всяком случае, до ухода Стеапы — датчане не попытались атаковать бург.

— Хэстен умен, — сказал я.

— Умен? — переспросил Стеапа.

— Он убедил нортумбрийцев напасть, говоря, что отвлечет армию Альфреда, — объяснил я. — А потом предупредил Альфреда об атаке нортумбрийцев, чтобы ему самому не пришлось сражаться с восточными саксами.

— Ему пришлось сразиться с нами, — прорычал Стеапа.

— Потому что Альфред все-таки умнее, — сказал я.

Альфред знал, что Хэстен представляет собой огромную опасность. Если бы Хэстена удалось победить, тогда нортумбрийцы пали бы духом и, по всей вероятности, уплыли прочь.

Нортумбрийцев Рагнара следовало сдерживать, вот почему такая большая часть армии восточных саксов оставалась у Дефнаскира, но Альфред послал своего сына и двенадцать сотен лучших людей в Бемфлеот. Он хотел, чтобы я подорвал силы Хэстена, но хотел не только этого.

Он хотел, чтобы эта победа придала имени Этелинга Эдуарда звучности. Альфреду не обязательно было посылать Этелинга. Мне нужны были Стеапа и его люди, в то время как Эдуард будет только помехой, но Альфред знал, что его собственная смерть не за горами, и хотел быть уверенным, что его преемником станет сын. А для этого нужно было обеспечить Эдуарду славу воина. Вот почему он попросил меня дать Эдуарду клятву верности, и я горько подумал, что мой отказ не помешал Альфреду манипулировать мной. И вот я здесь, сражаюсь за христиан и за Эдуарда.

Этелинг, наконец, въехал в крепость, о его появлении возвестил рев рогов. Люди опустились на колени, когда он поехал к дому, и я наблюдал, как он принял это изъявление почтения, изящно помахав правой рукой. Он выглядел юным и хрупким, и, вспомнив, как Рагнар спросил, хочу ли я быть королем Уэссекса, я не смог удержаться от внезапного горького смеха.

Финан с любопытством посмотрел на меня.

— Он хочет, чтобы мы явились в дом, — сказал Стеапа.

Большой дом вонял. Слуги лопатами перекидали лошадиный навоз в одну сторону и вычистили бо́льшую часть прогнившего тростника на полу, но все равно дом вонял, как нужник, и был полон жирных жужжащих мух. Однажды я пировал здесь, когда этот зал был освещен огнем и в нем раздавался громкий смех. Вспомнив об этом, я поневоле задумался о том, не обречены ли все великие пиршественные залы с высокими балками прийти в такой упадок.

Помоста тут не было, поэтому кресло Эдуарда поставили на огромный ковер; рядом с братом на стуле сидела Этельфлэд. За братом и сестрой толпилась темная группа священников. Я никого из них не знал, но они, очевидно, знали меня, потому что четверо из шестерых перекрестились, когда я приблизился к импровизированному трону.

Стеапа опустился на колени перед Этелингом, Финан поклонился, а я кивнул. Эдуард, очевидно, ожидал от меня большего почтения и помедлил, но, когда стало ясно, что я уже предложил все, что приготовился дать, выдавил улыбку.

— Ты хорошо справился, — сказал он высоким голосом.

В этом комплименте не было ни тепла, ни убежденности.

Я хлопнул по спине Стеапу.

— Стеапа справился хорошо, господин.

— Он верный воин и хороший христианин, — сказал Эдуард, подразумевая, что я — ни то, ни другое.

— А еще он большое уродливое животное, — отозвался я. — Которое заставляет датчан обделываться со страху.

Священники ощетинились, услышав это. Эдуард собрался с духом, чтобы сделать мне выговор, когда в зале прозвенел смех Этельфлэд. Эдуард выглядел раздраженным, услышав этот смех, но взял себя в руки.

— Мне жаль, что господин Элфволд погиб, — сказал он.

— Разделяю твои сожаления, господин.

— Мой отец, — продолжал Эдуард, — послал меня, чтобы я взял это гнездо язычников-пиратов.

Он говорил так же, как сидел, — чопорно. Он остро сознавал свою молодость и свой небольшой авторитет, но у него, как и у его отца, были умные глаза. Однако в этом зале он чувствовал себя потерянным. Его пугало мое забрызганное кровью лицо, пугало большинство старших воинов, которые убивали датчан еще тогда, когда он сам сосал влажную грудь кормилицы.

— Вопрос в том, — проговорил он, — как это сделать.

— У Стеапы уже имеется ответ, — сказал я.

Теперь Эдуард выглядел успокоенным, а Стеапа — ошеломленным и встревоженным.

— Говори, Стеапа, — сказал Эдуард.

Тот испуганно посмотрел на меня, поэтому я ответил за него:

— Мы должны пересечь ров и взобраться на стену. И мы можем сделать это только во время отлива, о чем датчанам известно. Они знают также, что мы должны сделать это быстро.

Воцарилось молчание.

Я сказал очевидные вещи, и это явно разочаровало Эдуарда, но чего он ожидал? Что у меня есть какой-то волшебный замысел, порождение языческих уловок? Или он верил, что ангелы слетят с христианских небес и нападут на датчан в их крепости? Существовало только два способа взять Бемфлеот. Один — заморить датчан голодом, а у нас на это не было времени, второй — штурмовать стены.