Кроме зубной щетки с Лорой вселилось пианино – девочка училась в консерватории.

– Переезжай ко мне, – предложил Ян, – а то живем как кочевники. Все равно им никто не нужен.

Это было самое простое решение, тем более что вторая Юлькина зубная щетка давно поселилась у Яна.

– Вы не думайте, – Лора закрыла пианино, – мы временно, пока квартиру не снимем.

Антошка растерянно смотрел на мать.

– И я временно, – улыбнулась Юля. – Там видно будет.

Откуда студентам взять денег на квартиру… Лора подрабатывала в аптеке; Антон оканчивал университет и работать не успевал, но получал небольшие суммы от отца.

– Какая-то она замороженная, – недовольно сказал Ян.

– Сдержанная, – поправила Юля. – Главное, чтоб Антошке нравилась.

Ян мечтал об отпуске: «Мы проедем по Америке, хочу с тобой по той же дороге. Знаешь, я помню ее, словно только вчера прикатил». О матери не говорил – бывал регулярно, по пути навещая дядьку. Как-то вернулся в приподнятом настроении – у Якова появилась новая затея: выращивать во дворе помидоры.

Юля помнила, как ее в детстве каждое лето вывозили на взморье: съемная комната, электроплитка, грядка в огороде, где мать сажала салат и редиску. Помидоры зрели на грядках у хозяйки, откуда прямиком отправлялись на рынок, – большие, пухлые, мясистые…

Они придирчиво выбрали в оранжерее три куста, на двух уже торчали маленькие твердые зеленые томаты. Приехали вечером в Пряничный домик, быстро посадили. Раздалось традиционное: «А-а, здрассть…» Яков осмотрел кустики.

– Созреют – зови на обед, – Ян разровнял землю.

Под июльским солнцем помидоры покраснели, налились тяжестью и нависали над самой землей. Ян привез два – тугие, яркие, они показались необычайно вкусными. «Спросим у Баси, нельзя ли тут посадить?.. А в следующий раз отвезем Антошке с Лорой, в супермаркете таких нет».

И наступил «следующий раз». Якова нашли во дворе, рядом с тем местом, где росли помидоры. Кустов больше не было – вернее, был один, Яков держал его в кулаке, стоя над разрытой землей.

– Зачем?.. – Ян звучал устало, безнадежно.

– Хотел посмотреть, какие у него корни, – невозмутимо отозвался дядька.

В земле чернели три небольшие ямки. Рядом валялись два раздавленных кустика.

– Карлсон хренов… Яша, что с тобой?

Не дожидаясь ответа, ушли.

– Дикари, дикари… – повторял Ян в машине.

Было больно не столько за вырванные кусты, сколько за него.

…Выходя из банка, Ян увидел на тротуаре часы. Поднял, повертел в руках: дешевые карманные часы с пружинной крышкой, до смешного несовременные. На белом циферблате четко, как в школьных прописях, выписаны цифры. Часы немного спешили, секундная стрелка двигалась плавно, как в глицерине. Вернуть некуда – банк закрылся. Часы тикали в кармане. Не покидало ощущение противоестественности: часы не находят, их можно только потерять.

Юля подтвердила: «Кто-то потерял».

Он не ответил – после эпизода с помидором говорил мало и рассеянно, даже про отпуск не вспоминал.

Неправильная находка, зловещая. Шевельнулось малодушное желание выбросить их к чертовой матери, если бы не столь же необъяснимое опасение: хуже будет.

Юля хотела в отпуск – отдохнуть от обилия впечатлений. В квартире, где жили «голуби», как их называл Ян, многое поменялось. Лора сняла занавески, повесила жалюзи. Привычный уют исчез. В ванной, наоборот, появилась двойная занавеска. Запах изменился: Лора, строгая вегетарианка, готовила незнакомые зерна с овощами и пахучими пряностями. Оба всегда радушно встречали, угощали полезным: орехами, сухофруктами, травяным чаем. Ян бывал нечасто – Лора хмурилась, когда он закуривал; уходили с облегчением. Дома с веранды махала худой рукой Бася – в кофте и теплых носках, она постоянно мерзла, даже в июле.

Можно было сидеть вдвоем на диване, читать или рассматривать фотографии. Часто ходили в японский ресторан поблизости, где готовили вкусные суши; хозяйка сажала их за облюбованный когда-то столик, приносила меню. Вернувшись домой, пили вино или чай – обыкновенный, не травяной. Чай Юля заваривала в чайнике – ни она, ни Ян не признавали пакетики. Наслаждались покоем.

Не всегда, правда: частенько снизу врывался то визг дрели, то беспокойный стук молотка. Неугомонный строитель Эрик. Юля часто видела квадратное лицо и плотную коренастую фигуру в шортах и майке. Эрик ее присутствия словно не замечал, Яну коротко кивал.

– Он что, мебель собирает?

– А хрен его знает. Есть такие… На все руки. Бася называет его «мастер Пепка».

К счастью, хозяйственный Эрик укладывался довольно рано. Тогда слушали музыку или молчали, обнявшись и бездумно глядя в темное окно, которое вдруг освещалось от фар проехавшей машины, рассеивая цветные трапеции по потолку, потом гасло – до следующей машины.

– Мне с тобой легко молчать. И говорить легко. Как я без тебя жил, я не знаю, – повторял Ян. И беспомощно спрашивал, хотя знал ответ: – Ты меня любишь?

Набухала горячая неподвижная ночь, асфальт отдавал дневное тепло. Закрыв глаза, легко было вообразить, что за окнами не город, а душная пустыня, не тьма, а сжигающее солнце, каким оно и было в эти часы на самом деле в Ираке, где снова шла война – то ли за демократию, то ли за нефть или чьи-то амбиции. Пустыня, зной и кровь, уходящая в песок, а вместо мелькавших в телевизоре кадров «с места событий» оживало описание Стэна: выгоревший рыжий песок и камни с растущими между ними колючками, застиранный пыльный ситец неба и дрожащий, истекающий жаром воздух.

Пустыня не кончалась. Юля шла в самом конце колонны, впереди равномерно двигались спины солдат в пестрой, с разводами, форме, с такими же беретами на головах. Справа горы – гладкие, словно дюны. Появляется Стэн и берет ее за плечо: «Дальше не ходи, тебе туда нельзя». Неловко спросить куда, но Юльке понятно: Стэн прав, и там что-то страшное, ей нельзя видеть. Антошка!.. Там сын, и с ним… Она рванулась вперед – удержать, спасти, – но проход узок, и по обеим сторонам колючая проволока, а ноги вязнут в песке. Доносится глухой голос: «Юлька, Юлечка…» Колючая проволока крепко держит ноги, не пускает, и, падая, она просыпается. Ноги запутались в простыне, нет ни проволоки, ни пустыни: рядом Ян; Антошка дома.