— Я тебе в последний раз повторяю, Кристофер. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о том, что я делала. Но я не всегда была той, кого ты знал. И у меня есть принцип: не отрицать никаких моих действий, особенно в случаях, когда цель оправдывала средства.

Кристоферу пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдавить:

— Врешь.

— Другим — возможно, тебе — никогда.

— Посмотри мне в глаза. Ты это говоришь, чтобы я бросил тебя, чтобы возненавидел. Но это не сработает, Сара! Я хочу жить с тобой и знаю, что ты хочешь того же. Оставь нам шанс быть счастливыми. Мы придумаем способ, как это устроить.

— Ты ошибаешься на мой счет.

— Я знаю, что ты лжешь.

Сару трясло. В урагане мыслей мелькнула одна: а выдержит ли ее сердце. Она встала и взялась за ручку двери, чтобы покинуть комнату для свиданий.

— Сара! Отвечай! — закричал Кристофер. — Посмотри мне в глаза и посмей сказать, что ты убила этого ребенка!

Сара резко развернулась, лицо ее было искажено ненавистью и отвращением.

— Да.

Сраженный ее ответом, Кристофер больше не пошевелился.

Она выскочила в коридор, даже не закрыв за собой день. Надзиратель схватил ее за руку, когда она бросилась к своей камере. Она позволила себя удержать.

Едва за ней закрылась дверь, она упала на колени, сотрясаемая конвульсиями, прижимая руки к лицу, пока наконец ее тело не задрожало от рыданий и она не рухнула на пол, скорчившаяся, разбитая.

Собравшиеся в общей комнате заключенные женского отделения тюрьмы отложили свои игры и прекратили разговоры, когда по телевизору объявили, что через десять минут в прямом эфире будет сделано третье разоблачение.

Пробежал шепоток, и половина арестанток повернулась, чтобы взглянуть на ту, что сидела в тени, в глубине комнаты.

Сидя в углу на полу, куда не доходил свет, Сара пустыми глазами смотрела на суету вокруг. Вдруг она обратила внимание, что заключенные, обычно равнодушные к новостям, внимательно читают газету, а другие шутливо чокаются пластиковыми стаканчиками, словно что-то празднуя. Почти все стаканчики были расписаны, а издалека казалось, что разрисованы руки.

— Думаю, ты уже знаешь, что в этой газете, но все равно… чокнись с нами.

Одна из заключенных, блондинка с кудрявыми волосами, чье имя Сара никак не могла запомнить, подошла к ней, протягивая пластиковый стакан и мятую газету.

Не выходя из тени, Сара взяла стаканчик, покрутила его в руке и сразу узнала неуклюжий рисунок на нем: логотип марки Старбакс. И поняла. Она взяла газету, развернула ее… На первой странице ее внимание привлек заголовок «Богиня-мать все еще среди нас: неизданный отрывок из разоблачения Катрины Хагебак».

Сара пробежала первые строки и узнала окончание лекции Катрины Хагебак, которое читала еще в Ливане, в Библосе. В самолете, везшем их в Лейпциг, у Кристофера не было времени, чтобы его закончить, и, возможно, теперь он решил серьезно его изучить, прежде чем распространить через прессу.

— Не знаю, убила ты или нет этого папу, ну, или женщину-папу… короче, это дело твое, — начала заключенная-блондинка. — Но то, что сейчас происходит, и то, что можно читать штуки, вроде этой, — это только благодаря тебе…

Сара не знала, что ответить. Эта фраза трогала ее настолько же, насколько и уничтожала.

Заключенная, не видя с ее стороны реакции, отошла.

А Сара решила перечитать этот текст, который знала почти наизусть, надеясь, в чем не признавалась себе, найти в нем, возможно, некоторое успокоение. Пусть даже на то время, что будет читать.

«В первые времена своего существования христианство распространялось с невероятным трудом. Особенно в низших слоях общества, близких к земле и более склонных верить в богиню, обеспечивающую хорошие урожаи, чем в бога-мужчину, далекого от их повседневных нужд. Как было вырвать эту веру, которую люди отказывались забывать? Ответ был достоин хитрого захватчика: когда идею нельзя уничтожить, ее надо изменить так, чтобы она соответствовала новой идеологии.

Так через четыреста лет после смерти Иисуса та, которую Отцы Церкви старательно игнорировали и о ком никогда не говорили, внезапно была извлечена из запасников, если мне позволено будет так выразиться, чтобы выйти на первый план! И это не кто иная, как Мария. В 431 году нашей эры, во время знаменитого собора, Отцы первоначальной Церкви с поразительной ловкостью превратили Марию в Деву Марию. Так они сфабриковали замену женского божества, которая никак не вредила их интересам, поскольку Мария оставалась подчиненной власти своего сына и его отца, но в то же время заполняла глубокую пустоту, оставшуюся от богини-матери.

А тех, кто назовет мои толкования дикими, я спрошу: знаете ли вы, где именно в 431 году было введено понятие о Деве Марии? В Эфесе! Да, в самой столице одной из влиятельнейших и известнейших великих богинь-матерей Античности — Кибелы. Мне кажется, более очевидного доказательства ее возвращения не придумать.

В дальнейшем, тут я не открою ничего для вас нового, множество соборов были освящены в честь Богоматери, то есть Девы Марии, чей образ прекрасно действовал на простой народ и чье значение все усиливалось. В 1854 году ее зачатие объявили непорочным, то есть имеющим божественное происхождение, а в 1950 году, с принятием догмата об Успении, Мария сразу после смерти отправилась на небо, как и ее божественный сын.

Но Дева Мария — это пример почти слишком очевидный. Позвольте мне привести вам и другие. Если я опишу вам атрибуты греческой богини Луны Гекаты, то какую знаменитую статую она вам напомнит? Длинная тога, факел в поднятой руке и терновый венец… вы все представили себе статую Свободы и совершенно правы, потому что она точная копия древней богини. Еще раз повторю: это не случайность, ее создатель, француз Бартольди, был франкмасоном, а масонство считает себя наследником древних культов мистерий — то есть культов, запретных в Античности для мужчин. Но богиня ежедневно присутствует в вашем кармане, если вы живете в Европе, в первую очередь, во Франции. Сеятельница, изображенная на всех отчеканенных во Франции монетах евро, не кто иная, как греческая богиня жатвы Деметра. Марианна с обнаженной грудью, символ Французской Республики, — это очевидная богиня-мать — кормилица народа. А знаете ли вы, на каком месте фанаты испанской футбольной команды «Реал Мадрид» собираются, чтобы отпраздновать ее победу? На площади фонтана Сибелес — то есть Кибелы, где установлена статуя богини плодородия: она, стоя, правит колесницей, запряженной двумя прирученными львами. Мужской дух проявляет себя там во всем своем мужестве и благодарит богиню-мать, повязывая ей на шею шарф клубных цветов! Кстати, о праздниках. Вспомните: в воздухе пахнет весной, родители красят яйца в разные цвета, потом прячут их в саду, а дети ищут. Да, это Пасха, праздник, отмечаемый всеми христианами, включая католиков, которые, возможно, не знают, что совершают одну из древнейших церемоний в честь богини-матери. Ибо этот праздник, именуемый языческим, — выражение, употребляемое с тех пор для обозначения культа древней богини, не называя ее по имени, в древности знаменовал возвращение плодородия земли. И праздновался от Вавилона до Англии. Надо ли напоминать, что яйцо по определению является символом плодородия и плодовитости? А для самых скептически настроенных среди вас приведу этимологическое доказательство, которое должно вас окончательно убедить. По-английски Пасха называется Easter, по имени англо-саксонской богини плодородия, чье имя происходит от великой месопотамской богини Иштар, которое на семитских языках, впрочем, в древности произносилось как Easter.