⅜ + ¼ = ⁵⁄₈, в праздники ⅜, итого в среднем на каждого из нас около 1 фунта в день. Но сколько зависти, интриг, мошенничеств породили все эти пайки, вся эта неравномерность.

В архиве у нас имеется группа «старых революционеров», получающих революционный паек – нечто такое, что вызывает всеобщую зависть530. В него входит в месяц, кажется, 20 фунтов муки, что-то очень много крупы, кажется, 4 фунта масла, 4 фунта сахара, шоколад и т. д., словом – умирать не надо531. И само собой разумеется, что в число старых революционеров входят люди, о революционных заслугах которых никто никогда не слыхал532. Получал его Сильчевский, ныне умерший, революционные заслуги которого весьма проблематичны. Всего любопытнее, что вся эта иерархия, со всеми интригами и гадостями всех иерархий, есть целиком создание государства, называющего себя социалистическим.

Мы, служащие архива, делились на 25 разрядов. Наше ближайшее начальство Шилов533 – архивист 25‐го разряда, 5 или 6 человек – архивисты 24-го, я и многие другие – 23-го, затем идут низшие разряды.

В Политехническом институте свет зажигают теперь в 9 часов вечера. Моя лекция происходит в 7 при свете тусклой керосиновой лампы. Но все-таки я в последний раз читал.

Да, забыл сказать, что я имею право еще на политехнический хлебный паек – ⅛ фунта в будни. Но там почему-то запрещено выдавать хлеб по доверенности; он всегда был порциями по 1½ фунта в две недели (и то в неопределенные дни); не угодно ли из города нарочно ездить в Политехнический институт за 1½ фунтами хлеба, да еще не зная, когда он будет выдаваться!

Любопытный вид представляют улицы Петербурга! Извозчиков почти нет, пешеходы ходят посередине улицы, и там же на санках они возят дрова и разный товар. Иногда очень тяжелые сани с дровами тащат две-три девочки 12–14 лет, а то и меньше. И далеко не на одних «буржуев» выпадает это бремя: беспрестанно видишь женщин, девочек, мальчиков из рабочего класса, которые надрываются, исполняя лошадиные обязанности. То, что в буржуазной монархии исполняли лошади или машины, теперь делают люди, часто даже дети.

На прошлой неделе были морозы. Во многих домах замерзли трубы и воды не было; приходилось носить воду ведрами из соседних домов. В нашем прекрасно выстроенном доме вода замерзла на трех или четырех лестницах, а на одной или двух не замерзла, и я носил воду из одной из соседних квартир, следовательно – сравнительно недалеко. Дохозяйничались! Два года потребовалось для того, чтобы испортить дом. Впрочем, у нас трубы только замерзли; во многих домах они полопались. Что-то будет на третью зиму?

Я уже писал о том, что книги теперь продаются лишь с особого разрешения. Но прежде я думал, что разрешение, по крайней мере, дается легко и является только формальностью, требующей беготни и стояния в хвосте, но всегда увенчивавшейся успехом. Но оказалось, что я ошибаюсь.

Сегодня ко мне обратились с просьбой взять на свое имя разрешение на приобретение сочинений Герцена для другого лица, которое, не имея формальных на то прав, не могло добиться такого разрешения. Вспоминаю, как лет 30 тому назад я искал какого-нибудь профессора, который выхлопотал бы для меня право на приобретение заграничного (тогда запретного) издания сочинений Герцена. Теперь я в качестве профессора имею право приобрести уже не запретного, а изданного правительством Герцена и могу сделать это для другого лица. Но, на беду, я только что приобрел его для себя. Авось об этом не вспомнят и дадут право на второй экземпляр. Но, боже, что за нелепость! Мало того, что существует своеобразная цензура, не разрешающая печатать известных книг. Книги разрешенные, книги, печатаемые с особого благословения правительства, – их могут покупать только лица, кому они нужны для занятий и кто может эту свою нужду мотивировать какими-нибудь формальными основаниями.

Когда я – после долгих хлопот – вчера, наконец, получил в государственном книгоиздательстве (Невский, 28) пять томов Герцена (IX–XIII) и выходил с ними через выходную дверь, то я был остановлен швейцарихой или сторожихой.

– В чем дело?

– Пропуск.

– Какой пропуск?

– Для книг.

Оказалось, что, выходя из книгоиздательства, при котором имеется и магазин, необходимо иметь пропуск для книг, иначе не выпускают. И оказалось еще, что секретарь книгоиздательства (Белопольский), который вручил мне тома Герцена, этого не знает или это забывает. Я должен был вернуться к нему за пропуском и получил его.

– Неужели в социалистической республике социализм привел к тому, что все проворовались или находятся в подозрении и без строжайшего контроля никого нельзя выпускать? – спросил я его.

Он не ответил.

И тут рядом с нелепым бюрократизмом и крайней подозрительностью поражает изумительная бестолковщина, неосведомленность чиновников в своих обязанностях.

8 февраля 1920 г. Сверх всякого ожидания, получил первую выдачу продуктов по ученому пайку без особых затруднений и даже без стояния в хвосте, сразу. Выдали 18 фунтов хлеба (по расчету с 1 по 12 февраля по 1½ фунта), 15 фунтов картофеля, 5 коробочек спичек и ½ фунта шоколада. Следующая выдача – 12 февраля – 4½ фунта хлеба (по 15 февраля), 15 фунтов крупы или муки, 2¾ фунта сахарного песку, сколько-то табаку и соли. Кстати, читатель может подумать, что все это выдается даром и потому все так радуются. О, нет. За это с нас взыскали вперед 3000 рублей. Не знаю, на какой срок хватит этих 3000 рублей и по какому расчету будут оцениваться продукты. Я слышал, будто из них 1000 рублей взимается за организацию дела в течение года, то есть за ворох бумаг и бутыль чернил, которые будут изведены на запись, прикрепление, открепление и т. д. каждого ученого и труд, истраченный на все это (в таком случае очень дешево), и 2000 рублей за продукты в феврале. Так ли это – не знаю.

Но трудовые обеды мы получили бесплатные. В некоторых учреждениях, например в Публичной библиотеке, выданы карточки на платные трудовые обеды; у нас бесплатные. И сегодня, наконец, в первый раз мы с женой могли получить эти обеды (тогда как карточки и, следовательно, теоретическое право на них выданы уже 2 или 3 февраля).

Бесплатные обеды выдаются в детских столовых, и мы должны были прикрепиться к одной из таковых. Мы прикрепились в столовой на углу Английской набережной и Замятина переулка и сегодня обедали. Там сравнительно с другими столовыми чисто и сравнительно хорошо534. Конечно, такой буржуазной выдумки, как скатерти, там тоже нет,