у них было хорошее, но хорошее качество было не только у них, а цена… Короче говоря, к началу двадцатого века о винокурении в Котельниче и уезде можно было говорить только в прошедшем времени.

89

О почте, вернее о марках земской почты, надо сказать отдельно. В Котельниче марки земской почты были особенными. У них был специальный отрывной, на зубчиках, купон, который отрывали или отрезали при наклеивании на письмо. На купоне проставляли номер, число, месяц, год и подпись приемщика письма. Ничего, в сущности, особенного. Дело в том, что в Российской империи такие талоны были у марок всего лишь двух уездов – Задонского и Котельнического. Первых марок Котельнического уезда с неотрезанным купоном выпуска 1870 года неизвестно ни одной. Даже знаменитая Британская Гвиана по сравнению с этими марками – просто плюнуть и приклеить. Целых марок котельнической земской почты не было даже в коллекции покойного сэра Джона Вильсона, который был известным на весь мир коллекционером земских марок России и хранителем коллекции почтовых марок английских королей. Правду говоря, вся эта затея с земскими почтовыми марками в Котельничском уезде не оправдала надежд. Марок покупали мало, потому что частных писем было мало. Кроме того, надо было вести длинную и скучную переписку с волостными правлениями по поводу пересылки почтовых денег. Котельничская земская управа смогла убедить земское собрание в том, что овчинка выделки не стоит и частные письма можно доставлять бесплатно – земство от этого не разорится. Кончилось тем, что в 1872 году знаки земской почтовой оплаты были отменены, и с этого момента ценность земских почтовых марок Котельнического уезда стала неуклонно повышаться. Если бы предводителем уездного дворянства в те годы в Котельниче был человек с наклонностями Ипполита Матвеевича Воробьянинова…

90

По другим сведениям, уехать в Петроград смог только Журба – его отряд разоружили по постановлению следственной комиссии Уральского областного Совета. Беспечных матросов взяли ночью прямо в тех вагонах, в которых они жили. Сопротивления они не оказали. Куда их потом увезли – неизвестно.

91

Городская газета «Ударник» публиковала жалобы трудящихся. Вот несколько жалоб образца тридцать первого года: «В буфете на станции Котельнич форменная обдираловка. За стакан кипяченой воды без сахара берут тридцать копеек». Помните тридцать копеек за сто ведер воды при помещиках и капиталистах? Правда, там были другие копейки. Или вот еще: «В сплавной конторе Митин и Ларионов выдают взрослым манную крупу, а детям – ничего кроме мороженного луку. Бухгалтер Сунцов получает белую муку не только на живых, но и на умерших родственников, несмотря на упреки рабочих, это остается безнаказанным».

92

Газета «Ударник» публикует письма тех, кто на облигации государственного займа подписался, и настоятельно предлагает подписаться другим. «Получая зарплату 60 рублей в месяц, подписываюсь на заем на сумму 200 рублей. Вызываю последовать моему примеру начальника оргадмотдела Туленина, его заместителя Совалкова, работников прокуратуры – Филатова и Солоницына и члена правления горпо Ердякова. Агент угрозыска Парфенов». Как хотите, но это похоже не на вызов, а настоящую угрозу. Тем более что пишет это агент местного угрозыска Парфенов.

Вернуть эти облигации государству и получить обратно свои, даже в случае крайней нужды, было сложно. Нужно было писать письмо с просьбой в комиссию содействия госкредиту. Вот эти письма, с описанием бедственного положения, в котором очутился человек, поверивший государству на слово, газета «Ударник» не печатала. В лучшем случае государство разрешало продать себе лишь небольшую часть своих же обещаний – иногда треть, а иногда и не больше четверти. Еще и называло тех, кто просил вернуть свое, оппортунистами.

93

Каштанов писал, что у черепов, которые он нашел, треугольная форма. Когда я в палеонтологическом музее Котельнича увидел скелет парейазавра и его реконструкцию, то сразу вспомнил описание древней рептилии в любимом с детства рассказе Ивана Ефремова «Тень минувшего»: «…из-под фиолетовых грибов, скрывая тело в их гуще, выступала широкая параболическая голова, покрытая слизистой лиловато-бурой кожей. Огромные выпуклые глаза смотрели прямо на Никитина, бессмысленно, непреклонно и злобно. Крупные зубы выступали из нижней челюсти, обнажаясь во впадинах края морды».

94

В июле сорок второго в Котельнич приезжал Евгений Шварц собирать материалы для пьесы о детских домах, в которых жили эвакуированные дети из Ленинграда. В Котельниче был такой детский дом, но там жили совсем дошкольные малыши, а Шварцу нужны были дети постарше, и он нашел их в других местах Кировской области, но писатель Леонид Рахманов, к которому приезжал в гости Шварц, утверждал, что именно о местном детском доме Шварц написал пьесу «Далекий край». И правильно утверждал. Я бы на его месте поступил точно так же. И еще в Котельниче говорят, что Шварц именно там стал работать над пьесой «Дракон», которую на самом деле написал в Сталинабаде. И правильно говорят. Я бы на их месте говорил то же самое.

95

Все это оказалось довольно темным делом, поскольку в Вятском палеонтологическом музее мне сказали одно, в Котельническом филиале… тоже одно, а вот бывший сотрудник кооператива «Каменный цветок» сказал, понятное дело, другое и даже третье, уверив меня, что все было совершенно законно и все документы, если их, конечно, найти, оформлены надлежащим образом. По крайней мере, соответствующие организации, которые все же интересовались деятельностью кооператива в те годы, не нашли в документах ничего. Кто бы сомневался. В девяностые годы у нас так умели правильно оформлять документы, что теперь можно только позавидовать этим умельцам.

96

Кстати, о крошечном совке. Для детей в музее есть огромный ящик с песком, на дне которого зарыт ископаемый скелет. Детям дают совки, кисточки и… Неугомонная заведующая филиалом ходит даже в детские сады, чтобы рассказывать детям о палеонтологии и происхождении жизни на Земле. В наше время, когда о происхождении жизни детям стали в школах рассказывать такое… и такие… это дорогого стоит.

97

Хорошо бы смотрелся набор магнитиков с разными датами основания Котельнича – 1181, 1433, 1459… Шли бы нарасхват.

98

В 1548 году через Кадом прошел на Москву караван, в котором было восемь десятков послов и три десятка погонщиков скота, которые гнали шестнадцать тысяч лошадей, принадлежавших ногайскому князю Измаилу. Через семь лет через город прошел еще один караван этого князя, в котором была уже тысяча послов, купцов и погонщиков, которые гнали двадцать тысяч лошадей и четыре тысячи овец. Представляю как все это стадо унавозило одну-единственную улицу Кадома. Конечно, эти лошади и овцы предназначались не только и не столько для подарков русскому царю, сколько для обмена на порох, ружья, хлеб, сукна, изделия из металлов и меха.

99

Как тут не вспомнить пушкинское: «В своей ужасной красоте над мрачной степью возвышаясь, безмолвием окружена, пустыни сторож безымянной…»